Нептуну на алтарь - [2]

Позже, когда первая обоюдная скованность прошла, его жена принесла свежий чай. Обжигаясь им, я вдруг поняла, что это не столько само угощение по сути, сколько ритуал, обязательным атрибутом которого является услаждение медом, вареньем, сметаной, конфетками. «Пить чай» — это означало определенным образом вести себя во время беседы, пользуясь глотками ароматного (тогда еще настоящего!) напитка как удобным поводом для пауз и для взвешивания слов и фраз.

Разговор оживился, исподволь я отстранилась от насущного и погрузилась в историю этой семьи, стараясь добраться до ее истоков.

Часть 2. Рождение силы

Соседи провожали в армию Анютиного старшего сына Николая. На своем краю поселка он был самым пригожим, серьезным, степенным парнем. Девушки засматривались на него.

Но ему было не до них. Он должен был содержать и опекать семью, осиротевшую после расстрела немцами Андрея Гавриловича Горового, отчима, — мать, сестру и младшего брата. Мать много работала, но в колхозе продовольственных пайков не выдавали, денег не платили, лишь писали трудодни, неуверенно обещая когда-то их отоварить. Так вот, чтобы прокормиться, Николай после пятого класса вынужден был идти работать на Славгородский завод «Прогресс», где хоть как-то платили за работу. Лето 1946 года было мало что послевоенным, восстановительным, так еще и неурожайным, и люди понимали, что впереди их ждет голод. Пайком на брата и сестру Николай обязан был председателю поселкового совета Топорковой Оксане Афанасьевне. Тогда паек на иждивенцев выдавали при наличии справки из сельсовета, что его получатель является основным кормильцем семьи. Справку о том, что не на Анютином, а на Николаевом содержании находятся двое несовершеннолетних детей, и дала Оксана Афанасьевна. Пошла на нарушение женщина, конечно. Но спасибо славгородцам, что не выдали ее, добрую душу, и Николая, сироту, пожалели.

Перед разлукой с домом насели воспоминания.

* * *

Оксана Афанасьевна Топоркова, бывшая коммунарка, помогала славгородцам выживать в трудные времена. Другая бы не делала того, что не входит в ее непосредственные обязанности, а Оксана Афанасьевна делала, так как не могла стоять в стороне от местных забот, от повсеместных трудностей. Она знала, что кое-кто из людей относится к бывшим коммунарам с недоверием за их чрезмерную политизированность, и стремилась переломить такие предубеждения. Да в конце концов, она таки оставалась настоящей коммунаркой по духу и убеждениям — жадной до перемен, активной в общественной жизни, инициативной, неравнодушной к конкретному человеку.

Эту женщину прежде всего уважали за человечность. Она чутко и сострадательно относилась к тем, кто попадал в сложные обстоятельства, всегда старалась помочь, причем, не ждала, когда ее позовут, — сама шла. Взять хотя бы Агафью Сулиму.

Оставшись после войны вдовой с пятью детьми на руках, она, бедная, от горя и страха перед будущим повредилась умом. Еще хуже ей стало, когда от бедности умер Коля, сынок. Агафья перестала узнавать знакомых, все время куда-то порывалась. И над ее дочерями Верой и Зинаидой, над сыновьями Володей и Петром нависла безрадостная перспектива: их должны были определить в разные детдома. В Славгороде жило много семей с фамилией Сулима, но все это были дальние родственники, а хоть бы и близкие, так у каждого в доме своих детей и недостатков под завязку хватало. Никто из них и не думал хлопотать о несчастной Агафье.

— Что будем делать? — спросила Оксана Афанасьевна, собрав у себя дома всю родню Агафьи Сулимы. — Разлучим детей, отдадим в чужие руки? А может, сами присмотрим за ними, сами выходим?

— Как мы за ними присмотрим? Ведь Агафья, как известно, неизлечима и должна постоянно находиться в больничной палате, — сказал кто-то.

— Больницу я беру на себя, мне необходимо заручиться вашим согласием.

— Согласием на что?

— Дело в том, что Агафья Сулима не является общественно опасной, — спокойно продолжала Оксана Афанасьевна. — Будем надеяться, что со временем, в покое и среди родных детей, состояние ее здоровья улучшится. Поэтому кому-то из вас надо предоставить по месту психиатрического учета больной расписку, что вы принимаете на себя ответственность за ее поведение. Тогда Агафью возьмут под поликлиническое наблюдение, и дети останутся дома, возле матери.

На том и сошлись. Сегодня трудно сказать, кто дал такую расписку. Да разве в этом дело? Главное, что Агафья осталась дома, а дети — в родительском доме, под надзором родственников. Голодно жили, но вместе, в родном кругу.

— Жизнь нашей семьи постепенно налаживалась, — рассказывает Зинаида, дочь Агафьи Сулимы, — но вот Оксану Афанасьевну перевели на работу в колхоз, и она перестала наведываться к нам. А тут настал голод. Как быть? Мы ее нашли и попросили о помощи.

— И она откликнулась? Ведь теперь у нее были совсем другие обязанности.

— Конечно, откликнулась. Снова приходила, приносила продовольствие. Во второй раз спасла нас, — подхватывает рассказ сестры Владимир Сулима.

Много добра принесла людям эта маленькая, хрупкая женщина. Оно воспринималось жаждущими счастья славгородцами как само собой разумеющееся, как результат улучшения всенародной жизни, как веление времени. Не все понимали, что любое время олицетворяется щедрыми душой личностями и благодаря им остается в памяти.