Непростые истории 5. Тайны ночных улиц - [121]

К доктору она, правда, таки попала в этот раз. К доброму, хорошему, понимающему доктору… впрочем, он на самом деле был хорошим, а толку…»

«…Какое счастье, что она еще не сдала эту квартиру. Просто удивительно, что за такую мизерную плату не нашелся никто, кто бы захотел здесь жить. Это, конечно, не центр, но район красивый, остановка рядом, гипермаркет… Но что ни делается, все к лучшему. Пустой дом, гулко хлопает дверь. Включить телевизор, тишина невыносима. Никто ей не позвонит сюда, никто не придет. По крайней мере, сегодня.

Телефонный звонок.

— Послушай, это не то, что ты думала. Давай поговорим.

Молча положить трубку. Меееедленно так, как в кино.

Играла.

Доигралась…

Он поначалу звонил, пытался встретиться… а потом перестал… и вдруг выяснилось, что он живет с той, другой. Как просто!

Ваше к вам вернется. Отпустите.

Отпустила. И?..»

О, какой она поначалу чувствовала себя сильной, независимой, гордой! А когда поняла, что он, вопреки словам подруг, знакомых и советам с интернет страниц с женскими «хитростями», не собирается ее добиваться, возвращать и возвращаться, поняла, что жить ей… нечем. Вся сила куда-то испарилась. Гордость исчезла, словно и не было. Она готова была на коленях ползти и умолять его вернуться — но почему-то понимала, что бесполезно.

Раз и два, четыре, три,

На меня ты посмотри.

Узнаю тебя, ты — нежность,

Только, знаешь, неизбежно

Суждено тебе сгореть,

Сгинуть-навсегда-пять-шесть…

А еще она — банально! — поняла, что умирает без него. Физически, не морально… Можно смеяться над такими, как она, ссылаться на Фрейда, Юнга, «классиков» и современных психо… гениев и шарлатанов, но если теряешь того, кто был смыслом, жить становится незачем. Можно сколь угодно взывать к разуму, чувству самосохранения, достоинства и так далее. Можно не понимать, не принимать и говорить, что это блажь. Но если совершаются подвиги во имя любви — почему бы во имя нее не совершать и глупости? И пускай это полный идиотизм, и жизнь одна, и «любовей еще на твой век хватит» — есть люди, которые не могут жить без второй половины. Мир становится не мил — и это не просто слова.

Мара была из таких. Даже именем своим поступилась…

Что там написано дальше?

«…Одиночество — оно вокруг. Я ощущаю его физически — при всех людях, даже в толпе, даже в офисе, на концерте, спектакле или на вокзале, я чувствую себя отрезанной от мира. В нем только Ты — я вижу Тебя везде. Я вижу Тебя в окне, и мне хочется распахнуть его, окликнуть… я вижу Тебя на нашей постели с ноутом, вижу сидящим за столом на кухне. И в то же время Тебя нет. Нет. И лучше бы никогда не было, уверяет разум. Забудь, забудь словно страшный сон. Сон… если бы Ты был со мной во сне, я бы предпочла не просыпаться.

Был — Ты был!

…Ты знаешь, что такое одиночество?

Знаешь ли Ты, что это такое, когда тебя раздирает изнутри, и все, что было важно до сих пор, вдруг превращается в пыль. Развевается по ветру — прахом.

Я беру в руки вещи — и не чувствую, что именно у меня в руках.

Я вижу людей вокруг. Хочу дотронуться до них, и мои руки проходят сквозь.

Я должна жить… и я настолько слаба, что не могу остановить все это. Должна делать обычные вещи, совершать сотню ненужных придуманных людьми ритуалов. Краситься, одеваться, ходить на работу, смотреть в глаза людям, которые для меня не более, чем призраки. Возвращаться туда, где все помнит Тебя. Но Тебя нет — больше нет.

И не могу оставаться с этим один на один — выхожу на улицу и бесцельно брожу, лишь бы не находиться в четырех стенах. Они убивают меня, стены.

Но это в светлое время суток.

В темноте просто страшно. Она сгущается вокруг и давит. В стенах прячется ограниченное число призраков. Тьма на улице бесконечна… и я не знаю, кто в ней…»

— «И тогда Мара согласилась пойти к доктору». Что? Я уже говорила это.

Кто это сказал? Я? Кому?

Страшно. Мара не могла понять, когда она говорит, когда думает, а когда говорит кто-то другой. Ее голосом. Озвучивает ее же мысли.

«…Tressomnium — это Ты. Ты же знаешь, что это Ты.

Мне хорошо здесь, с Тобой. О, да, это прекрасное лекарство. Нет ничего. Только Ты. Ты больше не приносишь боли. Я лгу, что Тебя больше нет. Лгу, что забыла Тебя. Лгу для всех… и даже для себя. Ты все время со мной, но сейчас мне с Тобой хорошо… Ты… здесь. И — спать…»

Только куда же запропастился этот проклятый Tressomnium?!

Она встала, покачиваясь, на ватных ногах вышла из комнаты. Снова стала методично обшаривать все. Оказалась на кухне. Открывала и закрывала ящики, заглянула в холодильник. В микроволновку — скорее, на автомате, чем ожидая увидеть там коробочку с лекарством.

Посидела минуту, и снова, по второму или третьему кругу стала маниакально открывать и закрывать кухонные шкафчики.

Нету. Нету нигде.

Она вышла в прихожую, проверила карманы в висящих на вешалке куртках. Проверила, не завалилась ли коробочка за тумбочку с обувью. Подумала — открыла, вытащила туфли, сапоги и снова загрузила обратно — сваленные как попало, они не помещались, и она не смогла закрыть. Почему-то это ужасно расстроило, и Мара, опустившись на пол, разрыдалась.

Она ревела долго и взахлеб, пока силы не закончились. Уставшая и опустошенная после короткой, но сильной истерики, встала, и…