Непростые истории 5. Тайны ночных улиц - [113]

— Даш, ну, что? — донёсся издалека голос Афанасьевой. Та только отмахнулась:

— Если ты будешь поминутно меня спрашивать, что да как, то вообще ничего не получится. Сиди смирно.

Афанасьева вздохнула. Скрипнули пружины широкой кровати — поёрзав, она всё-таки сползла на пол, на мягкий светлый ковёр, и зевнула.

Дарья тоже решила устроиться удобнее: села на пуф и прошептала: «Суженый — ряженый, покажись».

В ушах звенело. Сквозь шёпот тишины сюда, в межзеркалье, проникали странные звуки — протяжный скрип открывающейся двери, грустное завывание ветра, негромкий шелест сухих листьев, тихий стук по стеклу.

Дарья вздрогнула: в глубине помутневшего зеркала, в узком светлом прямоугольнике на линии горизонта, мелькнула фигура, крохотная, едва заметная. Она не успела разглядеть её.

Но стала приглядываться внимательнее. Очень мешал туман, отчего-то застилавший серебристую поверхность.

Девушка осторожно, чтобы не задеть свечи, провела рукой по зеркалу. Туман не рассеялся, но фигура мелькнула уже не на линии горизонта, а гораздо ближе за спиной, в нескольких метрах от неё. Невысокий человек прошагал мимо и снова исчез за сумрачными колоннами.

Дарья наклонилась ближе, напряжённо ожидая увидеть лицо незнакомца, когда он снова мелькнёт в лабиринте зеркал.

Стекло покрылось мокрым туманом. Несколько капелек стекли по гладкой поверхности. Девушка раздражённо провела рукой, в очередной попытке вытереть его, но замерла от удивления — наклонившись к зеркалу и приглядываясь, на неё смотрел молодой мужчина, лет двадцати пяти: тёмные волосы чуть ниже подбородка, нос с горбинкой, лукавый взгляд. Дашка онемела, на миг забыв, что нужно делать — фигура была настолько реалистичной, настолько отчётливой, словно… словно незнакомец и вправду стоял прямо за спиной, словно он был ею.

Не поворачиваясь, она осторожно посмотрела себе под ноги и под собственный локоть, пытаясь рассмотреть человека за спиной. Она ожидала увидеть мужские ноги, но заметила лишь тень тонкой четырёхпалой лапы.

В нос ударил резкий запах тухлых яиц и гнилого мяса.

Зажав ноздри от отвращения, она бросилась из зеркального коридора и заорала:

— Ма-ама!

Носок зацепился за витиеватую ножку пуфика, и Дарья с грохотом повалилась на пол, увлекая за собой напольное зеркало.

Тень существа, прильнувшая было к гладкой раме, метнулась к трюмо, нырнув в отражение, и в ту же секунду выскочила следом за падающей девушкой.

Со звенящим грохотом громоздкая конструкция повалилась на пол, рассыпаясь сотнями острых осколков.

Словно в замедленном кино, Даша видела: всё ещё храня отражение зеркального коридора и тёмной фигуры в нём, они разлетаются по комнате. Она прижалась к кровати, поджав под себя ноги, прикрывая голову руками. Колкая пыль окружила её туманом, острыми когтями разрывая кожу, врезаясь в плоть.

— Ма-ама-а-а, — звенело в голове.

Это Машка Афанасьева, не успев спрятаться от осколков, поймала один из них, до кости разорвав ладонь. Кровь хлынула на джинсы, клетчатую рубашку, стекая алыми пятнами на светлый ковёр. — У-е-о, — стонала подруга, прижимая к себе почерневшую руку.

Тень, перескакивая из одного осколка в другой, рассыпаясь тысячами фрагментов, пролетала над их головами, пока не накрыла чёрной звенящей пылью всё пространство. Душное мгновение — и зеркальная пыль с шелестом осела.

— Маш, ты как? — тяжело дыша, спросила Синицына.

— Чёрт, чёрт, чёрт, — прижав к груди руку, словно баюкая младенца, подруга металась по комнате, наступая на осколки: те хрустели, как сухие кости. С локтя чёрным мазутом падала кровь.

— Маш, руку надо перевязать! — бросилась было на помощь Синицына.

Но подруга уже открыла шкаф и выхватила из него первую попавшуюся тонкую цветастую тряпку, полотенце, энергично наматывая его вокруг ладони:

— Ты офигела, что ли, Синицына?! — орала она, захлёбываясь от боли. — Чего ты скачешь как умалишённая!

— Маш!

— Если б я только знала, что ты такая идиотка!..

— Маш!

— Что «Маш»? — подруга повернула к ней искажённое болью и ненавистью лицо. Дарья отшатнулась, едва узнавая. — Я уже шестнадцать лет как «Маш», только с такой как ты кретинкой первый раз столкнулась…

— Маш, прекрати, — пробормотала Синицына. Её собственные руки, плечи, незащищённая шея словно паутиной были покрыты маленькими царапинами. Тонкие и прозрачные, слабо поблёскивающие в жёлтом свете свечей, осколки, размером не больше головки швейной иглы, торчали из кровоточащих ран. Она боялась пошевелиться. — Я вся в стекле, щёлкни выключателем, пожалуйста, может, дали свет…

Мария прищурилась, но не шелохнулась.

— Так тебе и надо! — отрезала она неожиданно жёстко. — Если бы не ты, ничего бы этого не случилось.

Дарья, поняла, что сейчас рассчитывать на помощь подруги не приходится, надо выкручиваться самой, и осторожно приподнялась. Тело словно огнём опалило: мелкие осколки, плотно покрывавшие руки, впились ещё глубже. Пока она не двигалась, стеклянный скафандр не причинял боль, но стоило ей пошевелиться — весь этот колкий ёжик пришёл в движение, медленно разрезая плоть.

Она тяжело дышала.

Весь пол был усеян осколками зеркала, крохотными треугольниками, преломляющими мутное пространство. В отличие от Афанасьевой, Дарья была в тонких капроновых носочках, и идти по такому опасному ковру не решалась.