Непростая история - [5]

Пожалуй, лучше всего посидеть на лавочке в сквере.

С Москвы-реки донесся низкий, надтреснутый гудок парохода. Удивительно, как далеко разносятся звуки на рассвете! И спать совсем не хочется!..

Но не успел Кирилл додумать эту мысль до конца, как задремал и вдруг клюнул, едва не упав со скамейки.

— К черту! — сказал он вслух. — Надо прилечь.

Хорошо бы растянуться на скамейке, но может пройти милицейский патруль, объясняй тогда, что ты не пьян. Кирилл оглянулся. За скамейкой рос невысокий, но очень густой кустарник, выстриженный аккуратным прямоугольником. Если прикорнуть за кустами, с дорожки его не увидят.

Земля была теплой, в носу запершило от пыли. Казалось, он только закрыл глаза, как чей-то мокрый язык лизнул его в нос. Кирилл присел: черный бродячий пес стоял над ним. Отогнав собаку, он накрылся пиджаком с головой и заснул, как провалился.

2

А Лера долго еще не ложилась. Сняв туфли, она бесшумно ходила по комнате, разглядывая фотографии на стенах. Вот Кирилл на стартовой стойке в бассейне: руки отведены до отказа назад, ладони вывернуты вверх, взгляд устремлен вперед — классическая поза пловца на старте. А вот он еще подросток — пухлогубый, смешной. Правой рукой обнимает за плечи моложавую круглолицую женщину, а левой незаметно дергает за косичку девочку лет десяти, стоящую впереди. Наверное, его сестренка и мать. Славная семья! И сам он славный. Только чудак какой-то. Ну, куда он удрал из собственного дома?

Кирилл чем-то напоминал ей парней-одноклассников. Игорь Потехин, лучший гимнаст их школы и трубач ученического оркестра, тайком от своей матери учился готовить обеды: он решил жениться на Лере сразу после окончания учебы, забыв, правда, о «мелочи» — не спросил ее мнения на этот счет. Когда в вечерней тишине за садами слышались звуки грубы, то все слободские мальчишки знали: Игорь исполняет соло в ее честь. Второй Лерин друг, Петя Величко, начитанный, серьезный и скромный, еще в седьмом классе наколол большую синюю букву «Л» на руке. Сейчас Игорь в летном училище на Дальнем Востоке, мечтает прилететь за ней, когда получит офицерское звание. А Петя поступил в Горный институт в Сталино, все еще пишет ей, хотя, кажется, потерял надежду увлечь ее горным делом. Нет, она никуда не уедет из Москвы. И, уж конечно, не вернется в тихую Слободку под Харьковом.

Прошлой осенью, не выдержав экзамены на филологический факультет МГУ, Лера решила твердо: днем работать, вечерами готовиться в педагогический институт — туда, говорят, поступить легче.

Родная тетя, у которой девушка временно поселилась, не торопила племянницу с устройством на работу. Бездетная, жившая в собственном домике под Москвой с мужем старше ее почти на двадцать лет, она радовалась возможности быть хоть чем-нибудь полезной Лере. Она баловала племянницу чем только могла. «Успеешь еще наработаться, — любила приговаривать тетя. — Когда же и погулять, как не в молодости!»

Дядя, всю жизнь проработавший механиком на фабрике и лишь недавно вышедший на пенсию, смотрел на все иначе. Он считал, что нынешняя молодежь, испорченная всеобщим образованием, избаловалась. Разве это дело, что детей рабочих на сорок первом году советской власти надо заново приучать к труду? Нет, только труд, причем труд физический, лежит в основе всех основ. А может быть, ему не давало покоя еще и то обстоятельство, что комнатку на втором этаже, где поселилась Лера, до приезда племянницы супруги сдавали на лето временным жильцам.

В учреждениях, куда Лера заходила по объявлениям, требовались квалифицированные машинистки, секретарши со стажем. Идти на завод простой работницей ей не хотелось. Без всякой надежды на успех она зашла однажды сентябрьским днем в какой-то главк на шумной столичной улице. В отделе кадров девушке неожиданно предложили временную работу: только что ушла в декретный отпуск сотрудница технического архива. То, что работа была временной, вполне устраивало Леру: значит, она сможет уволиться, если ей здесь не понравится. Предложенный оклад показался высоким, она ведь никогда еще не зарабатывала самостоятельно.

Лифт с непрерывно ползущими по шахте кабинами доставил Леру на третий этаж, где помещались технический архив и библиотека главка. Большая комната, в которой остекленными перегородками был выгорожен кабинет заведующего, казалась полутемной: ряды полок, заставленных до самого потолка папками с чертежами, справочниками, технической литературой, почти не давали доступа дневному свету. У окна за ящиками картотеки сидела блондинка неопределенных лет, старший архивариус Мария Михайловна. Она скептически отнеслась к появлению юной и привлекательной сотрудницы. «Ну, милочка, долго ты у нас не задержишься!» — говорил ее понимающий взгляд. Тем не менее она старательно вводила новенькую в курс дела, внушая ей с первого дня безмерное уважение к своему начальнику и богу Егору Никитичу Егорычеву.

Заведующий архивом поначалу показался Лере старым, болезненным человеком, ей даже стало жаль его. Маленького роста, с впалой грудкой и вытянувшимся вперед, как это бывает у горбунов, востроносым лицом, с насупленными бровками и щелочкой по-стариковски плотно сжатого рта, отчего казалось, у него вовсе нет губ, он хранил в себе, однако, запасы неистощимой энергии. Она прорывалась в стремительной, летящей походке, в резких жестах рук, которыми он подкреплял свою речь.