Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма - [59]

. Взаимодействие высшего органа власти (Центрального комитета) с его базой упразднялось, поэтому высший орган власти теперь мог навязывать свою волю, и, что хуже всего, эти отношения перевернулись с ног на голову: ЦК решил, что база будет сама просить высшую власть принять меры, как если бы это было ее собственной инициативой. Вспомните наиболее яркий пример такой постановки в 1939 году, когда три прибалтийских государства якобы свободно попросили присоединиться к Советскому Союзу, который удовлетворил их желание. Таким образом, то, что Сталин сделал в начале 1930-х годов, было просто возвращением к дореволюционной политике (например, в рамках этого поворота русская колонизация Сибири и мусульманской Азии более не осуждалась как империалистическая экспансия, а прославлялась как начало прогрессивной модернизации, которая ускорит развитие этих традиционных обществ). И внешняя политика Путина тоже очевидно продолжает эту царско-сталинскую линию. По словам Путина, после русской революции 1917 года настала очередь большевиков причинять ущерб интересам России: «После революции большевики по разным соображениям, пусть Бог им будет судья, включили в состав Украинской союзной республики значительные территории исторического юга России. Это было сделано без учета национального состава жителей, и сегодня это современный юго-восток Украины»⁴⁷.

Неудивительно, что теперь мы снова видим портреты Сталина на военных парадах и публичных торжествах, тогда как Ленина не вспоминают. По результатам большого опроса общественного мнения, проведенного пару лет назад, Сталин был признан третьим величайшим лидером в истории России, а Ленин практически не упоминался. Сталина восхваляют не как коммуниста, а как восстановителя величия России после ленинского антипатриотического «отклонения». Путин недавно использовал слово «Новороссия» для обозначения юго-восточных округов Украины, возродив термин, не использовавшийся с 1917 года. Глубинное ленинское течение, хотя и подавляемое, оставалось частью подпольной коммунистической оппозиции Сталину. Коммунистические критики сталинизма, конечно, жили иллюзиями, но, как отмечает Кристофер Хитченс, задолго до Солженицына «важные вопросы о ГУЛАГе задавали левые оппозиционеры, от Бориса Суварина до Виктора Сержа и Сирила Джеймса, причем в текущий момент времени и с огромным риском. Этих смелых и прозорливых еретиков более или менее вычеркнули из истории (сами они ожидали гораздо худшего и зачастую не напрасно)»⁴⁸. Это масштабное критическое движение было внутренне присуще коммунистическому движению, в отличие от фашизма. Хитченс пишет: «Никому не интересно спорить о том, мог ли фашизм оказаться лучше при более благоприятных обстоятельствах. И в нацистской партии не было диссидентов, которые бы рисковали жизнью, высказывая предположение о том, что фюрер предал истинную сущность национал-социализма»⁴⁹. Именно из-за этой имманентной напряженности в ядре коммунистического движения самым опасным местом в Советском Союзе в период страшных чисток 1930-х годов была вершина номенклатуры: в течение нескольких лет восемьдесят процентов членов ЦК и штаба Красной Армии были расстреляны⁵⁰. Кроме того, не следует недооценивать тоталитарный потенциал, а также откровенную жестокость белых контрреволюционных сил во время Гражданской войны. Хитченс (повторяя точку зрения Троцкого) говорит, что произошло бы в результате их победы:

…Общепринятым термином для обозначения фашизма стало бы русское, а не итальянское слово. «Протоколы сионских мудрецов» привезли на запад белые эмигранты. <…> Генерал-майор Уильям Грейвз, командовавший американским экспедиционным корпусом во время интервенции союзников в Сибири и на Дальнем Востоке в 1918 году (это событие полностью вычеркнуто из всех американских учебников), написал в своих мемуарах о повсеместной распространенности среди русских правых беспощадного антисемитизма и добавил: «Сомневаюсь, что за последние полвека история знала другую страну, где убийства совершались бы так свободно и с такой безнаказанностью, как в Сибири под началом адмирала Колчака»⁵¹.

Неудивительно, что недавно Колчака чествовали как выдающегося русского патриота и солдата в крупном биографическом фильме «Адмирал» (2008) Андрея Кравчука. И, как бы вторя этому темному прошлому, все европейские неофашисты (в Венгрии, Франции, Италии и Сербии) твердо поддерживают Россию в продолжающемся украинском кризисе, опровергая официальную российскую версию о референдуме в Крыму как выборе между русской демократией и украинским фашизмом. Таким образом, происходящие в Украине события – массовые протесты, свергнувшие Януковича и его правительство, – нужно рассматривать как защиту от этого темного наследия, возрожденного Путиным: они были вызваны решением украинского правительства отдать приоритет хорошим отношениям с Россией вместо интеграции Украины в Евросоюз. Как и следовало ожидать, многие антиимпериалистически настроенные левые отреагировали на эти новости с обычным для себя снисхождением к бедным украинцам: мол, как же они заблуждаются, все еще идеализируя Европу и не замечая, что Европа находится в упадке и что вступление в Евросоюз просто превратит Украину в экономическую колонию Западной Европы, которая рано или поздно окажется в положении Греции. Однако эти левые игнорируют тот факт, что украинцы вовсе не были слепы к реальности Европейского Союза и прекрасно знали о его проблемах и неравенствах; их посыл заключался просто в том, что их собственная ситуация намного хуже. Проблемы Европы – это все же проблемы богача: вспомните, что, несмотря на плачевное положение Греции, африканские беженцы тем не менее продолжают массово прибывать туда, вызывая гнев самопровозглашенных патриотов.