Неприятности на свою голову - [13]

– Это не... не...

– Увы, это так, бедный вы мой. Как говорит одна старая дама, которую я очень люблю: «Смерть – это тоже часть жизни!» – Я меняю тон. – Именно поэтому мне быстро нужны запрошенные сведения. Каким из себя был человек, пришедший забрать багаж?

Парень больше не колеблется.

– Высокий, в плаще.

– В круглой серой шляпе и со светлыми усами? – договариваю я.

– Ну да! Вы его знаете?

– Пока нет, но слышу о нем не впервые. Мне бы хотелось посмотреть номер, который занимал ваш несчастный клиент.

– Там сейчас делают...

– Не имеет значения.

Я поднимаюсь по лестнице и захожу в номер двадцать шесть.

Девица с тупым лицом в бледно-голубом халате водит щеткой пылесоса по коврику.

Она таращится так, как будто я один представляю целый военный парад.

Я ей улыбаюсь и советую не беспокоиться из-за меня, после чего иду к шкафу и вытаскиваю ящик, под которым приколота квитанция на отправленную коробку с засахаренными фруктами.

Мне бы следовало сказать «была приколота», потому что сейчас квитанции я там не нахожу.

– Вы не прикасались к этому ящику? – спрашиваю я. Она втягивает соплю, изящно свисающую из ноздри.

– Нет.

Я скребу котелок.

– Сюда приходил один месье, чтобы забрать вещи, лежавшие в этом номере, так?

– Да.

– Он был здесь один?

– Нет... Пришлая... – Он смотрел в ящике?

– Он смотрел повсюду.

Так я и думал. Вывод: парни, интересующиеся камушками, знают, что покойничек отправил новоиспеченной вдове посылочку... По тому, как Джеф спрятал квитанцию, они должны догадываться, что речь идет о важном отправлении!

Я улыбаюсь богине с пылесосом и отваливаю. Дежурный, должно быть, просветил своих коллег насчет моей должности, потому что на меня смотрят с почтением. Я обращаюсь к нему:

– Скажите, дорогой камамбер на колесиках, Ван Борен останавливался здесь регулярно?

– Нет, это первый раз.

– Вы его знали?

– Только по имени. Его дед...

– Был бургомистром, я знаю. Я немного размышляю.

– Вы видели раньше человека, пришедшего за вещами?

– Нет, никогда.

– Вы больше ничего не можете мне сказать о нем?

Он не сразу понимает, и это непонимание читается в близоруких глазах, как брехня на предвыборной афише. Я уточняю:

– У него были какие-нибудь особые приметы?

– О нет.

– В общем, он вам показался совершенно нормальным?

На этот раз он прекрасно понял вопрос.

– У него были странные глаза, – говорит он. – Очень светлые, без всякого выражения... Тревожащие глаза... А потом у него был акцент... Мне кажется, немецкий акцент.

Он разошелся и вошел во вкус.

– Браво, это очень интересно. Если вспомните другие детали, запишите их в блокнот. Ну, чао!

У входной двери грум канонического возраста стоит скрестив руки, изображая сцену расстрела маршала Нея. Он несгибаем, как протестантская догма, и безбород, как хлеб из крупчатки.

– Скажите... – спрашиваю я, почтительно приподняв шляпу, – сюда приезжал забрать багаж один мужчина: высокий, в плаще и круглой шляпе. Вы его заметили?

– Я его прекрасно помню, месье. Я сам грузил багаж в машину.

– У него была машина?

– Такси, месье.

– Такси...

Когда я погружаюсь в свои мысли, то эхом повторяю чужие слова. Это помогает мне соображать.

– Да, месье.

Мне в голову приходит одна идея, может, абсурдная, а может, и дельная. Я говорю себе, что Льеж – город довольно маленький и швейцар должен знать, по крайней мере в лицо, большинство таксистов.

– Вы, – спрашиваю, – случайно не знаете водителя такси?

Он улыбается.

– Это мой друг, – говорит он. – Кее Попенж. Я сдерживаю вздох, который, если бы я выпустил его, отбросил бы моего собеседника к стене.

– Хорошо... Очень хорошо.

Глава 7

У старого швейцара рот напоминает тот, что имеют вырезанные из дерева персонажи, призванные украшать камины личностей, у которых вкус к искусству развит сильнее мозгов. Не надо заканчивать Высшую политологическую школу, чтобы понять, что моя радость его несколько удивляет.

Поскольку я всегда щедр на чаевые, то сую ему в «чердак» крупную купюру.

– Мне нужен адрес вашего корешка-таксиста, – уверяю я.

– Он живет на улице Сент-Гюдель, – отвечает швейцар, – как раз над молочным магазином. Номер дома я не помню, но ошибиться нельзя, потому что на всей улице только один молочный. Скажите ему, что пришли от Максимилиана.

Он гордится своим именем, как свидетельством на право вождения реактивного самолета.

– Отлично. Спасибо!

– Это я вас благодарю.

Я останавливаю свободное такси и прошу отвезти меня на улицу Сент-Гюдель. Водитель мне объясняет, что это соседняя улица, а поскольку она с односторонним движением, то поездка на машине займет больше времени, чем пешая прогулка.

Тогда я направляю стопы до молочного и спрашиваю у продавщицы, как раз получающей свежий товар, на каком этаже обретаетс месье Попенж.

– На втором, – просвещает меня достойная торговка, вся персона которой распространяет незабываемый запах горгонзолы.

Я взлетаю по нескольким ступенькам, что гораздо лучше, чем слетать по ним носом, и приземляюсь у покрытой эмалевой краской двери.

Нажать на звонок мне вполне по силам. Через три секунды занавес поднимается.

Передо мной стоит пацан с физиономией, великолепно измазанной вареньем.

Окинув меня подозрительным взглядом, он сообщает, что папы нет дома, мама ушла в магазин, а он только что вернулся из школы. Поскольку он дома один, то пользуется случаем, чтобы попользоваться содержимым банок с вареньем. Это добрая традиция. Лучше пусть занимается этим, чем играет со спичками или бьет мячом по витринам.