Неприступный герцог - [47]

Впервые в жизни Абигайль поняла, что не в силах вымолвить ни слова.

Нет, Уоллингфорд не молчал. Он вел себя как настоящий гостеприимный хозяин. Непринужденно беседовал со священником на латыни, показав себя знатоком классической грамматики. Абигайль никогда не слышала, как он говорит на латыни, и предполагала, что его знания не выходят за пределы школьной программы. Но легкость и изысканность, с которыми он изъяснялся на этом древнем языке, заставили ее склонить голову в знак уважения и восхищения. В какой-то момент герцог повернулся к Александре, сидящей рядом с престарелым священником, и попросил ее передать соль. Услышав, с какой легкостью он перешел на родной язык, Абигайль едва не подскочила на стуле.

Александра рассмеялась и произнесла: «Да, конечно, ваша светлость», — таким тоном, словно они не были заклятыми врагами. Она передала соль герцогу, а затем повернулась к местному жителю, майору, и как ни в чем не бывало продолжила беседовать с ним на смеси английского и итальянского языков, время от времени иллюстрируя своими изящными руками то, на что не хватало словарного запаса.

Абигайль посмотрела в собственную тарелку и на свои пальцы с обломанными ногтями. Она разрезала отбивную на маленькие кусочки и теперь отправляла их в рот один за другим. Кто этот рафинированный и вежливый Уоллингфорд? Это его истинная сущность? Или он просто отличный актер, обладающий безупречными манерами, оттачиваемыми годами? Знала ли она его, настоящего?

Ее размышления прервал чей-то шепот:

— Синьорина?

Абигайль повернулась на звук голоса.

— Да, Морини?

— После обеда. Мы должны увидеться после обеда. Это очень важно. Я придумала план на сегодняшний вечер, — сказала экономка.

— Конечно. А что за план? — с бесстрастным выражением на лице поинтересовалась Абигайль.

Синьора Морини приложила палец к губам и ушла.

— Прошу прощения, — обратился к Абигайль итальянец, сидевший рядом с ней. — Вы обращаетесь ко мне?

С отбивной было покончено. Абигайль взяла бокал с вином и улыбнулась своему соседу.

— Нет, — по-итальянски ответила она. — Но уж коль скоро мы с вами заговорили, расскажите, сэр, что-нибудь об этом замке. Чем больше я о нем узнаю, тем больше вопросов у меня возникает.

Глава 11

Цветущий персиковый сад переливался серебром в лунном свете, напоминая герцогу Уоллингфорду своим оттенком лондонский туман или шерсть невоспитанного французского пуделя его двоюродной бабки Джулии.

Впрочем, он никогда не был романтиком и всегда это честно признавал. И пришел он сюда вовсе не на романтическое свидание, хотя записка, лежащая в нагрудном кармане его жилета, недвусмысленно намекала именно на это. «В десять часов в персиковом саду», — говорилось в ней. А это могло означать что угодно, и прийти записка могла от кого угодно. Возможно даже, записку прислал Берк, потому что хотел обсудить что-то с глазу на глаз вдали от многочисленных слушателей, которыми был наводнен замок.

Что ж, хорошо. Даже если записку написал не Берк, у Уоллингфорда не было причин верить, что ее прислала мисс Харвуд. Во-первых, почерк явно принадлежал мужчине, а во-вторых…

Нет, ничего другого он не мог придумать. Не хотел думать ни о чем другом, потому что не мог не признаться себе в том, что каждой клеточкой своей зачерствевшей и неромантичной души он желает, чтобы Абигайль Харвуд, с посеребренной луной кожей, ждала его среди персиковых деревьев. Ведь он так хотел видеть ее после своего фиаско в мастерской Берка сегодня утром. Ему страстно хотелось глотнуть свежести, которую всегда несла с собой Абигайль. Хотелось быть таким, как Роланд или Берк. Или эти проклятые итальянские белки. Хотелось гулять с ней по винограднику, целовать ее у полуразобранного автомобиля. Когда он увидел Абигайль в столовой, восхищенно наблюдающую за освящением яиц, и ее каштановые волосы, прикрытые скромным платком, Уоллингфорд с трудом удержался от желания подхватить ее на руки и отнести наверх в свою комнату. А прикосновение к локтю Абигайль доставляло ему такое же наслаждение, как совсем недавно — выдержанное вино.

Конечно, подобные желания неосуществимы. Даже если Абигайль и ждала его сейчас в саду, то лишь для того, чтобы сыграть с ним какую-то злую шутку. А может, она вообще не собиралась с ним встречаться. Может, смотрела сейчас на него из окна своей комнаты и потешалась.

«Не думала, что победа в споре может доставить мне такое удовольствие», — вспомнились ее слова.

Уоллингфорд ощутил еле заметную боль в груди. Как будто свело какую-то мышцу.

Какой же он, наверное, глупец.

Все вокруг постепенно окутала темнота, ибо свет, льющийся из окон замка, погас в ночи. Уоллингфорд уже достиг луга и шел теперь по влажной траве быстро и решительно, ориентируясь по освещенным луной верхушкам персиковых деревьев впереди. Боль в груди заставила Уоллингфорда насторожиться. С каждым шагом он мысленно укладывал еще один кирпичик в стену, ограждающую источник боли. Он не станет надеяться на появление Абигайль. А если она все же появится, не позволит ей пробить в тщательно выстроенной стене брешь, как это у нее получилось в столовой. Он будет держаться решительно, стоять на своем и не поверит ни единому ее слову.