Непримкнувший. Воспоминания - [99]

15 февраля 1952 г. в Кремле состоялось широкое совещание, в котором приняли участие члены Президиума ЦК, авторы учебника и наиболее видные экономисты страны.

На этом совещании имелось в виду, на основе «Замечаний» Сталина, обменяться мнениями по ряду вопросов, которые должны были быть освещены в учебнике. Фактически на совещании присутствовавшие экономисты задавали вопросы, а Сталин отвечал на них. Сталин был в очень хорошем, даже веселом настроении и охотно делился своими мыслями.

Под дамокловым мечом

Засахаренные фрукты вместо хлеба. Технология ареста. 58-я статья. С Лубянки в Лефортово. Классиков марксизма заключенным не выдавали. 10 лет за подготовку покушения на Сталина. Следователь по особо важным делам Рюмин. «Дело юных ленинцев». «Не хочу убивать Малиновского». На допросе у Абакумова

…Глядя на Аргинского холодным, безразличным взглядом, Рюмин произнес:

– Расскажите, что вам известно о вражеской деятельности Шепилова…

Это было после того, как Сталин неожиданно вспомнил обо мне и сказал, что «такими, как Шепилов, нельзя разбрасываться»; после того, как он принял меня на даче и имел со мной большую беседу; после того, как меня избрали депутатом Верховного Совета СССР и, впоследствии, членом ЦК партии. Даже и тогда зловещая машина Берии продолжала двигаться в заданном направлении, и меч Дамокла оставался над моей головой и мог упасть в любое мгновение.

Но для того, чтобы показать, как вокруг меня плелись сети и одна за другой включались шестеренки, приводные ремни и передачи той страшной машины человекоистребления, которая через два-три года после победы в Отечественной войне снова работала на полную мощность, – я должен сделать довольно длинное отступление. Отступление, чтобы рассказать об одном из своих однополчан, настоящем коммунисте и настоящем советском патриоте – Илье Владимировиче Аргинском, который и был, собственно, главным героем событий, имевших отношение ко мне.

В июне – июле 1941 г., когда формировалась наша 21-я Московская ополченческая дивизия, в числе других пошла добровольно на фронт группа научных работников и литераторов, которая стала создателем нашей дивизионной газеты «Боевое знамя».

Это – ученый-историк, старый член партии, профессор Владимир Мирошевский.

Это – ученый-экономист, ставший после войны доктором экономических наук, профессором, Яков Кронрод.

Это – ученый-философ, профессор Александр Макаровский.

Это – опытный литератор, журналист, поэт Илья Аргинский.

Были и другие, много других. Все это – безукоризненно честные и чистые люди, достойные сыны своей партии и своей Отчизны. Они создали первоклассную боевую дивизионную газету и, пунктуально выпуская ее, а затем армейскую газету, в любых условиях, порой буквально в бушующем огне сражений, протопали по всем тернистым путям войны до ее победного завершения.

Илья Аргинский чаще всего использовался как разъездной корреспондент газеты. Его постоянно можно было видеть в ротах, батареях, в первой линии окопов, на наблюдательных пунктах. Там, где самое пекло боя, там, где часть попадала в трудное положение, там, где штурмовая группа шла на прорыв, – там всегда можно было видеть Илью Аргинского.

Спокойный, невозмутимый, внешне рассеянный и будто бы безразличный к окружающему, даже когда вокруг него рвались мины или участок покрывался шквальным огнем пулеметов, Илья заботливо собирал боевую информацию, писал заметки, стихи, беседовал с бойцами, рассказывал о новостях на белом свете.

Он был фанатично одержим в труде. Постоянно сосредоточенный, со щетиной на щеках, с пытливыми серыми глазами, прикрытыми толстенными стеклами очков, которые носят почти слепнущие люди, Илья всегда вынашивал идеи, художественные образы героев, строфы стихов. И в этом своем постоянном творческом трансе он совершенно забывал о себе. Если товарищи не накормят его, он мог сутки оставаться без пищи. В лютый мороз он мог вылезти из землянки – по рассеянности – без шапки, и так отправиться на передовую.

Он преданнейше любил свою жену Антонину Николаевну и единственную дочурку Ирэн, оставшихся в Москве. Но он был настолько непрактичен и беспомощен в житейских делах, что даже в периоды затишья в боях не мог оторваться от дела и собрать им какую-нибудь посылку. Часто голодал сам, голодали и они. Кажется, только единственный раз, уже после окончания войны, я, выезжая из армии в Москву по вызову, предложил ему послать что-нибудь со мной его семье. И он купил в Военторге и послал со мной родным… коробочку с засахаренными фруктами. Не хлеб, не масло, не сало, чего так жаждали наши голодавшие близкие в тылу, а коробочку с фруктами. Другое посылать он считал неудобным.

И вид у него был худющий, как у Кощея Бессмертного, хотя человек он был наидобрейший. Трудно себе представить более бескорыстного, честного и чистого в моральном отношении человека, чем Илья.

И так, работая 26 часов в сутки, Илья прошел со всей дивизией, а потом с армией (прошел в буквальном смысле – по грязи, пыли, снегу, воде и морозу) весь путь – от Москвы и Сталинграда до Вены.

Была на исходе весна 1945 г. Я встретил Илью на дороге западнее Вены, где-то в районе Амштеттена. Дунай величаво катил свои бежевые воды на восток. Горделиво озирал бескрайние сады и виноградники замок бывшего австрийского императора Франца-Иосифа, в котором все еще обитал упомянутый в одной из предыдущих глав Отто Габсбург. С альпийских лугов тянуло сладостным ароматом горных трав. Все кругом насыщено светом и радостью. И даже остовы сгоревших танков и самоходок, разорванный воронками бомб земляной покров и ссохшиеся останки лошадей не могли заглушить этого ликования природы.