Неприкаянные - [148]

Шрифт
Интервал

Никто не поверил помощнику. Яков, который командовал пешими степняками, сказал, что глаз у помощника недобрый, что не поймали его, а сам он пой-мался и, боясь плетей, придумал всю эту историю с ночной переправой.

Айдос поверил. Нужен ему был костер на правом берегу, заросли джангиля и узкая крутая тропа. В зарослях он мог укрыться со своими степняками и ловить по одному нукеров, отнимать у них оружие и коней. Здесь он мог победить хивинцев.

— Будешь вместе с нами ждать нукеров, — предупредил Айдос лазутчика. — Если не придут, умрешь страшной смертью.

Хотел Айдос отправить сыновей к морю: гибель всей семьи слишком большая жертва небу. Достаточно всевышнему смерти братьев старшего бия — Бегиса и Мыржыка. Пусть продлится род Султангельды в юных Рзе и Туре. Но, понадеявшись на победу у переправы, оставил сыновей при себе. Этим укрепил надежду на лучшее и у остальных аульчан.

Едва смерклось, степняки подошли к зарослям джангиля и укрылись в них. Человек двадцать Айдос спустил к воде. Там начиналась тропа, сдавленная с двух сторон густым камышом. Из камыша можно было забрасывать на всадников арканы и стаскивать с коней, если бы, почувствовав опасность, они решили вернуться к лодкам.

Ночь летом темная. Месяц рано покидает небо, остаются лишь звезды, а их свет ничтожен, как свет тлеющих углей в очаге. В двух шагах на земле ничего не видно.

Затаились степняки, ждут, когда запылает костер и от другого берега Аму отойдут лодки с хивинцами.

Ночью каждая минута кажется часом. В темноте-то все движется медленно, давно пора бы вспыхнуть огню, а он не вспыхивает. Занемели ноги, глаза закрываются в дреме.

Наконец занимается пламя, малиновые отсветы ложатся на кроны джангиля.

Время, значит!

Проверил Айдос посты, напомнил степнякам, что надо делать, когда появятся хивинцы. Подошел к лазутчику, спросил:

— Не боишься смерти? — Боюсь, бий…

Похолодело сердце Айдоса. Понял, что предан и спасти степняков уже нельзя.

— Когда догорит костер, умрешь!

Костер догорел к рассвету. Хивинцы не появились на правом берегу.

Степняки бросили лазутчика на угли костра и затоптали ногами. Он кричал, умирая, и крик его был страшен.

— Здесь подождем хана или двинемся ему навстречу? — спросил степняков Айдос.

Хивинцы под покровом ночи наверняка уже переправились через Аму и шли вдоль берега к зарослям джангиля.

— Лучше двинуться навстречу, — решили степняки. — В открытой степи биться легче.

Не успели они, однако, выйти в степь. Бой начался у берега. Хивинцы охватили войско Айдоса полукольцом и стали прижимать к реке.

Кровь лилась обильно. Степняки не сдавались, не просили пощады, и хивинцы рубили их. Цепь за цепью падали под копыта разъяренных коней.

Айдос видел, как дрался с нукерами Яков, защищая сыновей бия Рзу и Туре, как все трое, обезглавленные, легли на землю, чтобы не встать больше. Слетела с плеч голова отважного Нурлыбека. Падали и падали степняки.

— Уходите к морю! — крикнул Айдос. — Не жалейте коней!

Слева была роща; она, как песок, поглотила степняков. Приняла она и Айдоса с Доспаном. Среди ветвей джангиля стали выбирать себе тропы беглецы. Кто сворачивал на север, кто на запад. Айдос повел Доспана на восток, в сторону Айдос-калы.

Отпустила их роща, и поскакали бий и стремянный по вольной степи.

Легкий был конь под Айдосом, нес седока как ветер. Не отставал от буланого и гнедой Доспана. От смерти уходили. Но уйдешь ли от нее? Догоняли бия и стремянного хивинские нукеры. Стая целая летела за беглецами.

Стал сдавать буланый. Измок, пеной изошел. Вот-вот уткнется мордой в землю. Остановил коня Айдос. Слез с седла. Сказал стремянному:

— Доспан, сынок! Степь велика, а тропа моя кончилась.

— Зачем так, дедушка-бий? — напугался стремянный. — Мы дойдем до аула и сменим коней.

— Коней, может, и сменим, да некуда ехать нам. Слезай сынок.

Оставил седло Доспан, подошел к бию:

— Нельзя нам терять время. Хивинцы близко.

— Если близко, то и спасаться незачем. — Айдос вынул из ножен меч и протянул стремянному. — Помнишь уговор наш: быть вместе, когда на коне и когда под конем? Под конем я, сын мой. Мудро ли поступал, будучи в седле, люди рассудят, теперь я себе сам судья. Возьми меч, и пусть рука твоя не дрогнет!

— Дедушка-бий, — заплакал Доспан. — Не могу я… Не могу.

— Значит, хочешь, чтоб сделали это враги… Они уже близко. Не медли, сынок!

Айдос опустился на колени и откинул с плеч чапан, оголяя шею.

— Нет! — застонал Доспан.

— Велю!.

Поднял меч Доспан, замахнулся и что было силы ударил по обнаженной шее бия.

Голова отсеклась и упала на траву.


Когда подъехали на взмыленных конях хивинцы, Доспан сидел на земле, держа в руках голову Айдоса.

— Э-э! — закричал сотник. — Этот степняк опередил нас. Тысяча тилля, обещанные ханом за голову каракалпакского бия, попадут ему.

— Такова судьба, — ответили нукеры. — Охотник гонится за зайцем, а лиса перехватывает его.

— Несправедливо это, — возмутился сотник. — Мы загнали коней, настигая проклятого бия, нам положена и награда. Эй! — окликнул Доспана сотник. — Ты кто?

Доспан посмотрел пустыми глазами на хивинца и ответил:

— Несчастный…

— Слышите, с тысячью тилля он несчастный! А мы, без единого золотого за пазухой, счастливые… Вставай, несчастный, неси свою голову!


Еще от автора Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов
Последний бой

В книгу лауреата Государственной премии СССР Тулепбергена Каипбергенова вошли романы «Дочь Каракалпакии», «Последний бой», «Зеница ока». Образ Джумагуль, главной героини романа «Дочь Каракалпакии», является одним из обаятельнейших в многонациональной советской литературе. Через духовное возрождение и мужание героини показана судьба каракалпакского народа в первые годы Советской власти. «Последний бой» рассказывает о коллективизации в Каракалпакии. Роман «Зеница ока» — о проблемах современного села.


Непонятные

Действие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.


Сказание о Маман-бие

Перевод с каракалпакского А.Пантиелева и З.КедринойДействие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.В том вошла книга первая.


Каракалпак-намэ

Роман-эссеПеревод с каракалпакского Евгения Сергеева.


Ледяная капля

Т. Каипбергенов — известный каракалпакский писатель, автор многих книг, в том числе и книг для детей, живет и работает в городе Нукусе, столице советской Каракалпакии.Свою первую книгу автор назвал «Спасибо, учитель!». Она была переведена на узбекский язык, а затем дважды выходила в русском переводе.И не было случайностью, что первое свое произведение Т. Каипбергенов посвятил учителю. Само слово «учитель» в Каракалпакии, на родине автора, где до революции не было даже письменности, всегда произносилось с глубоким уважением.


Зеница ока

Перевод с каракалпакского Эд. Арбенова и Н.Сергеева.


Рекомендуем почитать
Легенда Татр

Роман «Легенда Татр» (1910–1911) — центральное произведение в творчестве К. Тетмайера. Роман написан на фольклорном материале и посвящен борьбе крестьян Подгалья против гнета феодального польского государства в 50-х годах XVII века.


Забытая деревня. Четыре года в Сибири

Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.


День проклятий и день надежд

«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.


Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ленин и Сталин в творчестве народов СССР

На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.


У чёрного моря

«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда…  Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.