Неприкаянная - [26]

Не получается. Как же больно, когда в душе умирает надежда. Ничего не хочу. Жить не хочу. Прожить всю жизнь в теле животного — незавидная судьба. Будь прокляты самоуверенные маги и их желание экспериментировать над живыми людьми! Если бы граф Двардский вернулся домой именно тогда, когда я поняла, что все мои попытки ни к чему не приводят, он бы рисковал. Очень сильно рисковал, потому как именно в этот момент мне больше всего хотелось вцепиться клыками ему в шею, но он не пришел ни в тот момент, ни утром, ни даже вечером.

Его сиятельство явился домой спустя три дня, ближе к полуночи. Рявкнул на кого-то в коридоре, оглушительно грохнул дверью своей спальни и словно подкошенный рухнул на кровать лицом вниз. В течение нескольких минут он лежал совершенно неподвижно, а потом вскочил и ринулся к двери, ведущей в смежную комнату, комнату его супруги. Дверь он за собой не закрыл, и я легко проскользнула вслед за ним.

Мадам графиня возлежала на кровати, готовясь отойти ко сну. Вокруг нее хлопотала новая горничная, еще не старая женщина крепкого телосложения, с посеребренными сединой волосами и сурово поджатыми губами. Очень спокойная и флегматичная, она делала свое дело и не обращала внимания на выкрутасы своей новой госпожи. Жалование ей пообещали достойное, из прачек повысили до горничной, она явна была довольна жизнью, и ничего более ее не волновало. Все выглядело тихо, спокойно, пристойно, потому как барыня успела перебеситься.

Известие о том, что она больше никогда не увидит своих горничных, привело Альбертину в бешенство, и она, несмотря на слабость и недомогание, изрядно попортила нервы всем, кому могла. Остановившись у кровати возлежащей среди подушек и одеял своей жены, граф немного помолчал, дождался, пока она обратит на него внимание, и только тогда заговорил. Честно говоря, я ожидала чего-то более эмоционального, но его голос звучал устало, тускло, очень тихо, но в словах чувствовалась решимость и уверенность в своей правоте.

— Добрый вечер, дорогая Альбертина. Извини за небрежение к твоим нуждам, мне передали все твои претензии и жалобы, и я спешу тебя обрадовать теми многочисленными новостями, которые появились за последние несколько дней. Во-первых, твои горничные… Их больше нет, королевский суд приговорил их обеих к смертной казни за покушение на убийство. Приговор приведен в исполнение.

О, а я и не знала, что их уже забрали!

— Во-вторых, их показания дали мне возможность завершить расследование по делу о пропаже моего сына. Твой бывший возлюбленный, который помогал тебе все это время и на помощь которого ты так рассчитывала, умер. Умер он по причине преклонного возраста, но перед этим успел сообщить мне о том, что месяц назад он прекратил посылать деньги на содержание мальчика и пять дней назад получил известие о его смерти. У меня больше нет сына, у тебя больше не будет свободы, здоровья и слуг. Согласно нашему договору я обязан содержать тебя в моем доме? Я построю для тебя башню со всеми удобствами. Ты будешь жить очень высоко и не сможешь выйти оттуда самостоятельно, а никто, кроме меня, не сможет войти к тебе. Всем необходимым я тебя буду обеспечивать. Что еще… А, забота о твоем здоровье. Ты не будешь болеть, это я тебе обещаю, но вот от старости я тебя лечить не обязан, так что прости, стареть ты будешь, как все. На короля можешь не надеяться, отныне ты полностью в моей власти, и только в моей. Единственное, что я могу тебе обещать, так это то, что ты еще не раз и не два пожалеешь о том, что перешла мне дорогу. С завтрашнего утра я приложу все силы для того, чтобы ты как можно быстрее переехала в свои новые апартаменты. Спокойной ночи, милая. Сладких снов.

Мы покинули комнату так же тихо, как и вошли, а мадам по-прежнему продолжала молчать. Дверь за графом закрылась. Щелчок пальцами и дикий крик за стенкой. Обездвижил, стервец! Я-то думаю, чего это она так терпеливо и упорно молчит? Разозлила мужика. Так ей и нужно, а вот мальчишку жалко.

Дни шли за днями. Ларен все больше замыкался в себе и работал как проклятый. Изо дня в день — лаборатория, строительство башни, кратковременный сон. Он не только свой резерв опустошал постоянно до самого дна, но и накопленные годами магические накопители не экономил, стараясь наказать жену как можно скорее. Меня кормили, ласкали, но не разговаривали. Иногда мне начинало казаться, что Ларен просто разучился это делать.

Спустя месяц мадам графиня вынуждена была поселиться в своих новых апартаментах. Теперь ее истерики и желания никого не тревожили и не волновали. Альбертина могла быть довольна собой. На собственном примере она научила мужа обходить условия магического договора. Ученик ей достался талантливый и сумел превзойти учительницу по всем параметрам. Вот теперь уже точно никого не интересовало, хватает ли магических сил и желания у жены графа для того, чтобы самостоятельно содержать в чистоте и порядке свое тело, волосы, одежду, комнату.

Да, потеряв сына, Ларен не стал мягче. Он и так был довольно жестким, своевольным, самоуверенным, а теперь и вовсе озверел. И непонятно, что именно злило и огорчало его больше: потеря сына или собственное бессилие по этому поводу. Слуги сновали по особняку, изображая безмолвные тени, Ниран отдавал все нужные указания чуть ли не шепотом и даже король при встрече со своим другом не решился высказать какие-либо претензии. Светское общество начинало забывать о существовании графини Альбертины Двардской. Новые события и происшествия занимали умы людей, и, как мне кажется, многие из тех, кто так настойчиво ранее интересовался ее судьбой, просто вздохнули с облегчением, не получая от нее известий и требований. Судя по всему, всем, буквально всем было выгодно ее исчезновение, и только я, зная о существовании ее дочери, искренно надеялась, что эта женщина, кем бы она ни была, все же не решится обнародовать оставленные ей на сохранение материалы, не получая от нее известий и указаний.