Непридуманные истории - [3]

Пять лет прошло с того времени. И вот теперь Слава держал телеграмму, недоумевая, что же могло произойти в Бузихине.

А в Бузихине произошло вот что. Отец Федор просыпался всегда рано и никогда не залеживался в постели, умывшись, прочитывал правило. Так начинался каждый его день. Но в это утро, открыв глаза, он почти полчаса понежился в постели с блаженной улыбкой: ночью видел свою покойную мать. Сны отец Федор видел редко, а тут такой необычный, такой легкий и светлый.

Сам отец Федор во сне был просто мальчиком Федей, скакавшим на коне по их родному селу, а мать вышла к нему из дома навстречу и крикнула: «Федя, дай коню отдых, завтра поедете с отцом на ярмарку». При этих словах отец Федор проснулся, но сердце его продолжало радостно биться, и он мечтательно улыбался, вспоминая детство. Видеть мать во сне он считал хорошим признаком, значит, душа ее спокойна, потому как в церкви за нее постоянно возносятся молитвы об упокоении.

Бросив взгляд на настенные ходики, он, кряхтя, встал с постели и побрел к умывальнику. После молитвы, по обыкновению, пошел пить чай на кухню, а напившись, расположился тут же читать только что принесенные газеты. Дверь приоткрылась – и показалась вихрастая голова Петьки, внука церковного звонаря Парамона.

– Отец Федор, а я вам карасей принес, свеженьких, только что наловил.

– Ну проходи, показывай свой улов, – добродушно пробасил отец Федор.

Приход Пети был всегда для отца Федора радостным событием, он любил этого мальца, чем-то напоминавшего ему его покойного сына. «О, если бы он прошел мимо, не осиротил бы своего отца, сейчас у меня были бы, наверное, внуки. Но так, значит, Богу угодно», – мучительно размышлял отец Федор.

Петьку без гостинца не оставлял, то конфет ему полные карманы набьет, то пряников. Но, конечно, понимал, что Петя не за этим приходит к нему, а уж больно он любопытный, обо всем расспрашивает отца Федора, да такие вопросы иногда мудреные задает, что не сразу и ответишь.

– Маленькие карасики, – оправдывался Петя, в смущении протягивая целлофановый мешочек с дюжиной небольших, с ладонь, карасей.

– Всякое даяние благо, – прогудел отец Федор, кладя карасей в холодильник. – Да и самое главное, что от труда рук своих принес подарок. А это я для тебя припас. – И с этими словами он протянул Петьке большую шоколадную плитку.

Поблагодарив, Петя повертел шоколад в руке, попытался сунуть в карман, но шоколад не полез, и тогда он проворно сунул его за пазуху.

– Э-э, брат, так дело не пойдет, пузо у тебя горячее, шоколад растает – и до дому не донесешь, лучше в газету заверни. А теперь, коли не торопишься, садись, чаю попьем.

– Спасибо, батюшка, мать корову подоила, так молока уже напился.

– Все равно садись, что-нибудь расскажи.

– Отец Федор, мне дед говорит, что, когда я вырасту, получу от вас рекомендацию и поступлю в семинарию, а потом буду священником, как вы.

– Да ты еще лучше меня будешь. Я ведь неграмотный, в семинариях не учился, не те годы были, да и семинариев тогда уже не было.

– Вот вы говорите «неграмотный», а откуда же все знаете?

– Читаю Библию, еще книжки кое-какие есть. Немного и знаю.

– А папа говорит, что нечего в семинарии делать, так как скоро Церковь отомрет, а лучше идти в сельхозинститут и стать агрономом, как он.

– Ну, сказанул твой батя, – усмехнулся отец Федор. – Я умру, отец твой умрет, ты когда-нибудь помрешь, а Церковь будет вечно стоять, до скончания века.

– Я тоже так думаю, – согласился Петя. – Вот наша церковь сколько лет стоит, и ничего ей не деется, а клуб вроде недавно построили, а уж трещина по стене пошла. Дед говорит, что раньше прочно строили, на яйцах раствор замешивали.

– Тут, брат, дело не в яйцах. Когда я говорил, что Церковь будет стоять вечно, то имел в виду не наш храм, это дело рук человеческих, может и разрушиться. Да и сколько на моем веку храмов да монастырей взорвали и поломали, а Церковь живет. Церковь – это все мы, верующие во Христа, и Он – глава нашей Церкви. Вот так, хоть твой отец грамотным на селе слывет, но речи его немудрые.

– А как стать мудрым? Сколько надо учиться, больше, чем отец, что ли? – озадачился Петя.

– Да как тебе сказать… Я встречал людей совсем неграмотных, но мудрых. «Начало премудрости – страх Господень» – так сказано в Священном Писании.

Петя хитро сощурил глаза:

– Вы в прошлый раз говорили, что Бога любить надо. Как это можно и любить, и бояться одновременно?

– Вот ты мать свою любишь?

– Конечно.

– А боишься ее?

– Нет, она же не бьет меня, как отец.

– А боишься сделать что-нибудь такое, отчего мама твоя сильно бы огорчилась?

– Боюсь, – засмеялся Петя.

– Ну, тогда, значит, должен понять, что это за «страх Господень».

Их беседу прервал стук в дверь. Вошла теща парторга колхоза, Ксения Степановна. Перекрестилась на образа и подошла к отцу Федору под благословение.

– Разговор у меня, батюшка, наедине к тебе. – И бросила косой взгляд на Петьку.

Тот, сообразив, что присутствие его нежелательно, распрощавшись, юркнул в дверь.

– Так вот, батюшка, – заговорщицким голосом начала Семеновна, – ты же знаешь, что моя Клавка мальчонку родила, вот два месяца, как некрещеный. Сердце-то мое все изболелось: и сами невенчанные, можно сказать, в блуде живут, так хоть внучка покрестить, а то не дай Бог до беды.