Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [72]

– Нисколечко?

– Нет. Ни разу за весь фильм. – Я задумалась, а потом пояснила, указывая на телевизор: – Видишь, сейчас две пары целуются одновременно в одной комнате, но каждый со своим партнером, это ведь не считается? Так?

– Так, – согласилась Коули, взяла пульт и нажала кнопку воспроизведения, возвращая Боуи с девицей к жизни.

– Третья попытка? – спросила я.

– Я уже поняла.

– Неужели? – удивилась я.

– О да, – заявила она.

Она снова подогнула ногу под себя. Секунд пятнадцать я думала, что я невольно все испортила, даже не догадываясь об этом, но потом она переползла на середину дивана, протянула мне руку, и мы обнялись, как раньше в кинозале, только еще крепче, еще более страстно. Коули провела мягкими подушечками пальцев по моему голому бедру, отчего по коже у меня побежали мурашки, все внутри сладко заныло, и мы поцеловались впервые за вечер. Я была готова к следующему шагу, но Коули меня остановила:

– Я хочу дождаться, когда это произойдет.

– Что произойдет? – Я сделала вид, что не понимаю.

– Не так уж ты и хитра, знаешь ли.

И я ответила:

– Хорошо.

Я встала, долила рома, а когда вернулась, наши руки опять сплелись.

Когда Сьюзан/Сара в белой рубашке позвонила в дверь жутковатого дома Кэтрин/Мириам, Коули сказала: «Я так и знала», и даже от одного этого я вся покрылась гусиной кожей.

Мы едва досидели до конца сцены и тотчас, не разбирая дороги, пошли в спальню, все еще не разжимая объятий. Кассета осталась в магнитофоне.

Кондиционер жужжал еще громче, но в комнате стало заметно прохладнее. Я чувствовала язык Коули у себя во рту, ее руки, торопливо сдиравшие мою майку, вдруг остановились на полпути, но я закончила работу за нее, а потом стянула топ с нее самой. Пока все выходило не так уж и сложно, не то что в дурацких фильмах, где герои для смеха запутываются в одежде. Коули откинула летнее покрывало, и мы вместе повалились на ледяные простыни, дрожа, смеясь, кутаясь в одеяло и хихикая от того, что волоски на наших руках топорщатся от холода, что простыни, от которых веет арктическим морозом, так мягки, а наши разгоряченные тела так близки. Но когда мы сплелись под одеялом, нагревая место, к нам вернулась серьезность.

Я могла бы часами водить губами по ее безупречной коже, изучая рельеф ее тела, вдыхая запах ее мандаринового лосьона, прислушиваясь к звукам, которые она издавала, когда я находила все новые и новые откликавшиеся на мои ласки точки: чуть ниже подмышки, на затылке, где курчавились тонкие светлые волоски, вдоль острой ключицы, выпиравшей, словно металлический стержень или замысловатая спица зонтика, скрытая под тончайшим шелком. Ее сердце билось ровно и быстро.

– У тебя такая нежная кожа, – выдохнула Коули, – и все такое маленькое.

– И у тебя. – Глупый ответ, но в этот момент мой рот был слишком занят.

Я продолжила исследования, осыпая мелкими поцелуями ее груди, ребра, живот, и Коули прижималась ко мне и двигалась в одном ритме со мной, что придавало мне уверенности.

Дойдя до пояса ее крошечных шорт цвета хаки, застегнутых на серебряную пуговку, я остановилась. Я просунула палец, но не глубоко, туда, где выступала тазовая кость, и почувствовала, что по ее телу пробежала чуть заметная дрожь.

– Скажи, когда мне остановиться, – сказала я.

– Не сейчас. – Ее дыхание стало тяжелым, она едва могла говорить.

Одного этого слова, этого не сейчас было достаточно, чтобы внутри у меня все сжалось от страстного желания, а потом словно множество крошечных петард взорвались у меня внутри.

Я расстегнула пуговицу, нащупала собачку на молнии и потянула. Она поддалась с невероятно громким и отчетливым звуком. Тогда я опять спросила:

– Сейчас?

– Не сейчас, – ответила она.

Стягивать с нее шорты, какими бы коротенькими они ни были, оказалось задачкой не из простых, но я не торопилась, прерываясь, чтобы поцеловать ее ноги там, куда я впервые получила доступ. Когда ее шорты были уже на щиколотках, она приподняла ноги, помогая мне их снять. Я услышала, как она вздохнула.

– Сейчас?

Она тихо рассмеялась:

– Ни за что.

Дальше я доверилась своей интуиции. Не знаю, полагалась ли Коули на мою опытность, или на самом деле было не так уж трудно понять, чего она хочет. Я пробовала, наблюдала, оценивала ее реакцию и либо продолжала в том же духе, либо изобретала что-нибудь еще. Сначала я пользовалась только кончиками пальцев, осмелев, подключила ладонь, а когда движения Коули стали ритмичными и быстрыми, я вернулась к тому, с чего начала, воспользовавшись языком и губами. Долго ждать не пришлось: ее тело напряглось, дыхание стало прерывистым, она сжала мою голову бедрами, и я застыла, надеясь, что выбрала нужный момент. Видимо, я не ошиблась. Но что потом? Куда девать свое собственное тело? Что говорить? Наверное, нужно было сказать что-то правильное, подходящее для такой минуты, но я не могла собраться с мыслями. Поэтому я не стала ничего предпринимать, осталась где была, положив голову ей на живот, слушая громкие удары ее сердца, словно соскользнувшего вниз, туда, где было мое ухо.

В конце концов Коули шепнула:

– Иди ко мне.

Я целовала ее, начав с живота и закончив шеей, пока не добралась до подушки.