Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [30]

– Твоя бабушка просто прелесть, – шепнула мне Линдси после того, как бабуля сказала, что во мне определенно течет русалочья кровь, ну или кровь гуппи. Слова Линдси снова напомнили мне об Ирен, и мои нервы натянулись до предела из-за того, что могло произойти между нами и, я чувствовала, рано или поздно произойдет.

К трем все было кончено, и нас ждало еще целых шесть дневных часов, шесть с половиной – с учетом сумерек (правда, если глядеть из заброшенной больницы, их сложно отнести к светлому времени суток). Мы заскочили перекусить в пиццерию «Пицца Пит», где Рут постоянно меня одергивала, говорила не торопиться, просила жевать как леди, перестать хрустеть костяшками пальцев и грызть соломинку. Но стоило Рут отвернуться, Линдси тут же закатывала глаза и гримасничала, так что обед я пережила благополучно. Мы сидели на тесном диване с обивкой из красного кожзама, обе в шортах, и сиденье охлаждало наши разогретые на солнце ноги. То рукой, то ногой мы все время друг друга задевали, и, когда соприкоснулись наши бедра, меня словно пронзило молнией, будто я нечаянно дотронулась до электрической ограды на ранчо Клоусонов, и в ощущении этом было обещание чего-то большего.

– Мы встретимся с Дейвом у его палатки, купим мороженого, а потом пойдем в кино на сеанс в шесть тридцать, – сказала я Рут, когда она доела второй кусок пиццы. К своему собственному удивлению, я вдруг схватила Линдси за руку и стащила ее с дивана. Кажется, Линдси тоже удивилась.

– А что показывают? Надеюсь, это детский фильм? А то понапишут «фильм для подростков», а окажется, что его и взрослым-то лучше не смотреть. Я не хочу, чтобы вы, девочки, забивали себе голову всякой ерундой. – Рут промокнула рот салфеткой. Даже на фоне лязга и пищания игровых автоматов в соседнем зале она умудрялась выглядеть утонченно и изысканно.

– Детский-детский, – солгала я, зная, что Рут может проверить рейтинг фильма на афише, когда будет проезжать мимо кинотеатра по пути домой (как выяснилось, так она и сделала). Но к тому времени мы, по ее предположениям, уже будем внутри, смотреть самый что ни на есть взрослый фильм «Тельма и Луиза». Позже, разумеется, Рут не упустит случая побеседовать со мной об этой лжи – и поделом мне. Пускай тем вечером мы с Линдси и не собирались на «Тельму и Луизу», едва он вышел на кассете – я засмотрела его до дыр.

* * *

Дейв и Джейми встретили нас во дворе больницы с рюкзаком, полным дымовых шашек и бенгальских огней. Дейв долго приглядывался к Линдси, будто знавал таких девчонок прежде, ну или собирался познакомиться поближе. Мне показалось, что его серьга в виде черепа выглядит по-дурацки, особенно в сочетании с крысиным хвостиком, который он себе отрастил. Парни уже успели хлебнуть чего-то из термоса, который, по словам Дейва, его отец пронес через Вьетнам. Как выяснилось, они смешали в нем джин с апельсиновым соком и выпили уже половину. Жидкость напоминала детскую микстуру от кашля со вкусом апельсина.

В рюкзаке я принесла кое-что из отцовских инструментов (ручную пилу и топорик), и какое-то время мы пытались вырубить гнилую деревянную раму подвального окна, но потом сдались и, попросту высадив его, окропили осколками пол. Когда мы по очереди спрыгнули в подвал, Линдси порезала плечо о разбитое стекло, и кровь просочилась сквозь ее белую футболку, образуя карту какого-то неизвестного континента.

– Не больно? – Я беспокоилась, не накроется ли из-за этого вся наша затея, не решит ли она, что такие приключения слишком опасны и лучше пойти в кино, где нам и полагается быть, или, что еще хуже, вернуться домой, прямо в лапы тети Рут, поджидающей нас с попкорном и настольными играми.

Однако Линдси, которую я знала, ничего такого и в голову прийти не могло.

– Ерунда, всего-то царапина, – фыркнула она. Но, когда она убрала руку с футболки, ее пальцы были липкими и красными от крови. Линдси облизала их, а я покраснела и ужасно из-за этого смутилась, хотя в темноте меня не было видно.

– Плесни немного джина для дезинфекции. – Дейв втиснулся между нами, протягивая термос.

– Не будь идиотом, – сказала она, забирая у него бутыль. – Я не собираюсь тратить наши драгоценные запасы на этот пустяк. – Она сделала большой глоток и передала термос мне. Я последовала ее примеру, а сама думала лишь о том, что к горлышку только что прижимались ее губы, и мне хотелось знать, думает ли об этом и она.

Полчаса мы шатались по старой части больницы, старательно пуская пыль в глаза нашим гостям, что было несложно. Когда больницу закрывали, пациентов, по крайней мере тяжелобольных, переводили в другие помещения, но делалось все в ужасной спешке. «Майлс-сити Стар», наша местная газета, писала об этом во всех подробностях – о транспортировке и всяком таком, мол, перевозить больных людей через весь город – это вам не картошку грузить. Однако то, что осталось в этих помещениях, вещи, никак не предназначавшиеся для чужих глаз, для нас, подростков, были загадочными и жуткими.

На верхнем этаже, там, где, по нашим предположениям, жили монахини, ухаживавшие за пациентами, мы нашли сундук. Он был доверху набит куклами, старыми-престарыми куклами, сшитыми из потрескавшейся от времени кожи. Когда мы достали одну из них, на пол посыпался какой-то черный песок, которым она была набита. У каждой куклы имелась аккуратно пришитая бирка, а на ней черными чернилами было старательно выведено старомодное имя: Вивьен, Лилиан, Марджори, Юнис – и название болезни ребенка. На большинстве бирок значились лихорадка или грипп – ничего серьезного, однако в самом низу стояла дата с припиской: