Неправильная женщина - [20]

Белую комбинацию из искусственного шелка вполне можно и разорвать – не жалко. Таня изо всех сил рванула ее на груди, и она послушно разошлась по шву между двумя кружевными вставками. Потом девушка сняла бюстгальтер, оторвала от него одну лямку и бросила сей предмет женского туалета поближе к Майорову. Подумав немного, сняла чулки, шелковый пояс с резинками, трусики, отправив все это к бюстгальтеру. После того как главное было сделано, она вдруг осознала, как замучилась, что немудрено: выпито на Любкиной вечеринке непривычно много, пьяненького Юру тащить на себе тоже оказалось нелегко. Таня улеглась Майорову под бочок, накрылась сверху кофточкой от Нинкиного костюма и заснула так же мгновенно, как минут десять назад это сделал Юра.

Когда молодые люди проснулись, Таня, вспомнив все, что было вечером, сказала Майорову стандартную фразу:

– Ты теперь должен на мне жениться.

– Почему вдруг? – спросил Юра и сморщился, поскольку каждое произнесенное слово производило эффект, подобный тому, как если бы в его голову забивали гвозди. Конечно, никогда в жизни гвозди в голову ему никто не забивал, но он предполагал, что это было бы отвратительно и чрезвычайно болезненно.

Таня порылась в складках сбитого и измятого плаща, вытащила оттуда по очереди сначала бежевые змейки чулок, потом нежно-голубой пояс с как-то особенно невинно болтающимися резинками, бюстгальтер с предусмотрительно оторванной лямочкой, трусики, предъявила эти детали собственного туалета Майорову, якобы для опознания, и даже спросила:

– Узнаешь?

Тот отрицательно качнул головой, хотя понимал, что выглядит при этом весьма и весьма глупо.

– Коне-э-э-эчно… – протянула Таня. – Ты же накинулся на меня, как зверь! Где тебе запомнить, что с меня содрал в один присест!

– Я содрал?! – Юра изумился так громко, что в мозгу будто проскочили жгучие, жалящие молнии.

– А ты видишь здесь еще кого-нибудь?

Майоров, морщась от дикой головной боли, зачем-то оглядел пыльный захламленный чердак, будто и в самом деле надеялся найти кого-то, кто неумело прятался за горой сломанных овощных ящиков или за мопедом без переднего колеса.

– Нечего озираться! – громко сказала Ермакова. – Мы здесь всю ночь были только вдвоем!

– Всю ночь?

– Всю ночь.

– Черт… Нас же наверняка с собаками по городу ищут…

– Ищут, конечно. Мои родители уж точно в милицию заявили.

– Так и мои, наверно…

Таня суровым взглядом лаборанта Евгения Павловича оглядела полуголого Майорова, тряхнула перед его носом своим бельем и спросила:

– А с этим-то что будем делать?

Юра, который, с трудом ворочая мозгами, наконец сообразил, в чем его обвиняют, ответил:

– Может, тебе для начала стоит… все это… хотя бы обратно надеть?

– А это ты видел? – И она опять ткнула ему в нос оторванной лямкой бюстгальтера.

– Ну уж трусы-то с чулками можно надеть…

– Можно, конечно… А ты, пожалуй, надевай брюки, потому что пора идти сдаваться.

– В смысле? – Майоров хотел саркастически прищуриться, но мозг опять прошила жгучая молния, и сарказм пришлось оставить до лучших времен.

– А в том смысле, что мы с тобой теперь практически… муж и жена! – с большим подъемом ответила Ермакова. – И скрывать я это ни от кого не собираюсь. Да и не скроешь… – Таня при этом так выразительно провела рукой по своему животу, что Юра, уже не обращая внимания на болезненные всполохи в мозгу, почти крикнул:

– Да что ты несешь?! Я никогда раньше… да я и не знаю, как это делается!

– Хватит врать! Ночью у тебя все очень здорово получалось!

– Врешь!

– Тебе принести справку от гинеколога? – спросила Таня. У нее саркастический прищур получился довольно легко, хотя голова тоже была не совсем в порядке. При этом она очень боялась, что Юра потребует каких-нибудь доказательств в виде капель крови на белье или плаще, исполняющем роль простыни. Но он не потребовал. Он только огорченно пробормотал:

– Ну… прямо не знаю… это атавизм какой-то… память предков… Я такого никогда не делал… Да и потом… – Он вскинул на нее совершенно очумелые глаза. – Даже если такой грех со мной произошел, не обязательно ведь прямо с первого раза будут какие-то последствия…

Таня перестроилась с саркастического лада на романтический и с большим чувством произнесла:

– Я же тебя люблю, Юрочка, ты же знаешь! А потому все наверняка получится! Ведь для меня счастье – иметь от тебя ребенка! Я слышала, как мама рассказывала своей подруге, что, когда была беременна мной, ее начало тошнить прямо с первой минуты. Так вот, меня, представь, тоже уже подташнивает!

Тане очень непросто дался этот текст. Слова «беременная» и «ребенок от тебя» такие неприличные, а тут пришлось их произнести, да еще и при парне. Но для дела это было нужно, и она себя заставила. Майоров скептически заметил:

– Скорее всего, ты тоже перепила вчера у Любки, вот тебя и подташнивает! Меня, знаешь ли, не просто подташнивает, а здорово тошнит, но вряд ли я… беременный…

– Шутки тебе все! – уже без всякого притворства вскричала Таня и резко поднялась. Потом резко вытащила из-под Майорова свой превратившийся в тряпку плащ, распихала так и не надетое белье в его карманы и решительным шагом пошла к лазу, ведущему с чердака на лестницу. Ермакова понимала, что первый тайм выиграла. Теперь надо суметь выдержать остальное, нигде не сбиться и все сделать правильно.