Непостижимое (Онтологическое введение в философию религии) - [34]

3. Безусловное бытие

Но что же может быть еще более объемлющим и глубоким, чем все предметное бытие во всей его полноте? На первый взгляд может показаться, что здесь есть только один выход - именно выход идеализма: если вся полнота предметного бытия укоренена еще в чем-то ином и мыслима лишь произрастающей из него, то это "иное", казалось бы, не может быть ничем иным, кроме "мышления" или "сознания", в отношении которого то, что представляется нам предметным бытием, есть его имманентное содержание.

Элемент правды, содержащийся в этой конструкции, нам еще придется учесть ниже. Ближайшим образом мы должны здесь лишь подчеркнуть, что всяческий "идеализм" не есть простое непредвзятое описание подлинного соотношения вещей, имеющего здесь силу, а есть именно насильственная и потому ошибочная "конструкция". В нашей книге "Предмет знания" мы подробно показали его ошибочность и противоречивость. Здесь нам достаточно короткое указание, что "мышление" или "сознание" ведь в свою очередь в каком-то смысле есть значит, входит в состав бытия и ему подчинено. И идеализм есть, следовательно, сам некого рода - хотя и очень ограниченный - реализм и опирается на абсолютный реализм, - а потому не может сам представлять какое-либо объяснение последнего. Бытие или реальность есть момент более глубокий и первичный, чем понятие "мышления" или "сознания".

Но мы можем пойти дальше и сказать в общей форме: всякая попытка точнее определить безусловное бытие через уяснение его общего содержания или его качественной определенности содержит внутреннее противоречие. Всякое "что" будь то "дух", "мышление", "сознание", или "воля", или "сила", или "материя", или что-либо еще иное - мыслимо именно лишь - как содержание некого "нечто", которое как таковое вообще не есть определенное и определимое "что-то". Если всякое отвлеченное знание (знание в понятиях) выразимо, как было показано, в суждении "x есть A", то постановка вопроса: "что такое есть само x как таковое?" по существу лишена смысла, так как противоречива. Само x, как было показано, безусловно самоочевидно в смысле безвопросности, т.е. в том смысле, что сама установка вопрошания в отношении его бессмысленна. И при этом речь идет, как опять-таки уже было разъяснено, не об х как "неизвестном" или "непостижимом для нас", а об x как символе металогически-трансфинитного и в этом смысле по самому своему существу "неопределенного" бытия. Поэтому о безусловном бытии мы не можем высказать ничего иного, кроме того, что оно есть "нечто", которое хотя и содержит в себе все мыслимое "что", но само не есть никакое определенное "что-то", не будучи, однако, в силу этого бессодержательным "ничто".

В ряде языков есть оборот речи, который - обычно употребляемый без осознания его подлинного смысла - при внимательном отношении оказывается непосредственным выражением исконной народной мудрости, улавливающей именно то, что нам теперь уяснилось. Для выражения всякого констатирования - а всякое познание есть в конечном счете констатирование - или наличия, присутствия чего-либо немецкий язык употребляет оборот "es gibt" ("оно дает", с винительным падежом), французский - "i1 y a" ("оно там имеет"), английский - "there is" ("там есть"); по-русски это примерно соответствует обороту "имеется". Но это "оно" или это "там", которое "имеет" или "дает" нам что-либо (в конечном счете, все вообще), совсем не есть пустое слово, лишенное смысла; все, что мы знаем или констатируем, в конечном счете проистекает из того, что мы стоим в какой-то связи с "оно" или с "там"; и это "оно" или "там" действительно "имеет" и "дает" нам все отдельное "это" и "то", оно обогащает нас бесконечными дарами - всем, что в нем "имеется". И все эти дары остаются также непоколебимо и неотрывно прочно укорененными в этом "оно" или "там", когда мы познавательно овладеваем ими. Но это "оно", или то всеобъемлющее место, которое обозначается как "там", не есть нечто вроде "мироздания", не есть вообще какое-либо предметно предстоящее нам определенное бытие. Оно именно и есть не что иное, как "нечто вообще" или единство "всего вообще" - неопределенное само по себе (хотя и содержащее в себе и рождающее из себя все определенное), всегда избыточествующее, переливающееся через край и в этом смысле творчески безусловное бытие. Это есть темное материнское лоно, в котором впервые зарождается и из которого берется все то, что мы зовем предметным миром, - как в его вневременном идеальном "содержании", так и в его временном течении.

Но это и означает, другими словами, что то, что мы теперь осознали как безусловное бытие, есть именно не что иное, как непостижимое по существу в смысле трансрационального, которое отличается от всего "определенного", мыслимого в понятии, присущим ему и образующим его существо иррациональным остатком. То, что привходит к "содержанию" и отличает "реальное", "сущее" от "лишь мыслимого", - то, что мы подразумеваем под словом "есть" в экзистенциальном суждении, есть не что иное, как непостижимое по существу. В том и состоит, в конечном счете, упомянутая выше ошибка всяческого "идеализма", что он противоестественно и насильственно приравнивает реальность - которая по самому своему смыслу совпадает с трансрациональностью, с непостижимостью по существу - рационально мыслимым, уловимым для отвлеченного мышления "содержаниям". Всяческий идеализм оказывается несостоятельным в качестве (явного или скрытого) рационализма перед лицом трансрационального существа реальности - перед лицом того факта, что бытие вообще - безусловное бытие - есть такое, в себе неопределенное "нечто" или "все", которое есть по существу нечто совсем иное, чем любое определенное "что-то", "это" или "то". Головокружительный, почти приводящий нас до грани безумия вопрос: "что, собственно, мы подразумеваем под словом "есть"? что это значит, что что-либо или все вообще "есть"?" - этот вопрос разрешается сам собой через усмотрение, что выход за пределы всего постижимого и выразимого в понятии и есть существенный определяющий признак именно того, что мы разумеем под реальностью.