Непостижимое (Онтологическое введение в философию религии) - [32]

То же можно показать еще и иным путем. "Царство идей", сущее в смысле обладания вневременной значимостью, в отношении эмпирического, подчиненного времени бытия есть царство "возможности". Именно его независимая от эмпирической действительности значимость имеет тот смысл, что оно есть то, что возможно само по себе, т.е. независимо от его эмпирического осуществления. Поэтому может показаться, что позади и вне "действительности" утверждено независимое от нее, автономное царство чистой "возможности". Выше мы говорили, что в глубине действительности лежит сфера сущей потенциальности, или "мочи". Это последнее понятие не должно, однако, быть смешиваемо с абстрактным понятием возможности, на которое мы здесь наталкиваемся. "Возможность" в этом последнем, абстрактном смысле означает просто не что иное, как непротиворечивость или проще говоря, мыслимость. Что чисто логически "возможность" в этом абстрактном смысле "автономна", т.е. независима от всякой эмпирической действительности или от конкретной осуществимости, - это очевидно просто потому, что в этом и состоит самый смысл рассматриваемого понятия "возможности". Истина "2(2=4" сохраняла бы смысл, даже если бы в мире не было четырех конкретных предметов; ибо она означает лишь то, что четыре предмета (взятые как дважды два предмета) именно "возможны", т.е. мыслимы. Суждение "сегодня может быть дождь" не становится ложным от того, что дождя фактически не было. Дождя не было, но он мог быть. Все это ясно само собой и есть почти тавтология.

Это не препятствует, однако, тому, что под "возможностью" мы разумеем все же, с другой стороны, именно возможность осуществиться. Пусть "возможность" в рассматриваемом смысле еще не означает активную динамическую потенцию осуществления (в какой мере "царство идей" в платоновском смысле "совпадает" с царством "действенных форм" в аристотелевском смысле - этот вопрос которого мы мимоходом коснулись уже выше, при рассмотрении сущей потенциальности, - мы можем оставить здесь в стороне). Во всяком случае, "возможность" была бы понятием, лишенным смысла, если бы она не означала именно возможность (хотя и не необходимость) осуществиться, вступить в сферу действительности. Отсюда ясно, что понятие возможности все же содержит в себе отношение к действительности и немыслимо вне его; и даже неосуществившаяся возможность конституируется этим отношением к действительности как бы как тенденция к последней, задержанная на полпути. И здесь, таким образом, дело обстоит так, что разделяющее "не", различие "одного" от "другого" (в данном случае - "возможности" от "действительности"), на чем основана определенность каждого из этих двух понятий, есть вместе с тем связующее начало, - что даже полная "независимость" вневременно-идеальных содержаний и связей от эмпирической действительности есть лишь специфическая форма их положительного отношения к действительности (подобно тому как понятие суверенного, т.е. независимого, государства конституируется все же именно моментом международного положения этого государства). В применении к понятию возможности это означает следующее: "мыслимое", т.е. логически необходимое, правда, не совпадает с "действительным", т.е. реально необходимым. Но так как логическая необходимость есть необходимость возможного, возможность же, в свою очередь, означает возможность осуществления, то логическая необходимость может быть понята лишь как частичный момент безусловной или абсолютной необходимости, вне которой она совершенно немыслима в полновесном металогическом (а стало быть, в онтологическом) смысле. На этом именно основан полный, исчерпывающий смысл связки суждения - слова "есть": его два частичных значения как того, что "фактически наличествует", и того, что "необходимо есть" в смысле немыслимости иного, суть именно лишь нераздельные моменты его полного значения как выражения безусловного сверхвременного бытия вообще. Лишь в совершенно условном смысле логический реализм, утверждающий "царство идей" сущим в себе, более прав, чем эмпирический реализм, который не хочет знать никакой иной реальности, кроме реальности конкретного, т.е. единичных вещей, подчиненных пространству и времени. Его правомерность заключается, как уже сказано, лишь в том, что "логически необходимое", взятое в отрицающей абстракции от потока времени, как таковое действительно "мыслимо". Эта логическая необходимость, или аподиктичность вневременных связей, - так же, впрочем, как и реальная необходимость категорического, - "фактичности", которую эмпиризм отождествляет со всей полнотой бытия, - есть лишь частный момент безусловного, сверхвременного бытия, конкретного всеединства. Как логический реализм ("рационализм", "идеализм"), так и эмпиризм обретают подлинное осуществление своего стремления к подлинной реальности лишь в абсолютном реализме, как "идеал-реализме", для которого время и вневременность суть неразделимо связанные между собой измерения всеобъемлющего конкретно-сверхвременного бытия. Этим одним преодолевается также общеизвестная трудность логического реализма - отыскать обратный путь из "царства идей" в царство временного бытия - объяснить, как последнее возникло из первого.