Непокорная тигрица - [21]

— Зачем ты играешь со смертью? Она — женщина из племени белых людей. От них всегда одни только неприятности.

— Ты сейчас повторяешь слова своей тетки, а твой ум молчит. Как ты сможешь жить среди белых в Шанхае, если ты о них такого мнения?

Цзин-Ли нарочито тяжело вздохнул.

— Боюсь, что многие из них — больные люди. Я тоже, скорее всего, умру через год, — сказал он и бросил на Анну мрачный взгляд. — И тебя ожидает такая же участь, если ты не перестанешь потакать своим плотским желаниям, связываясь с кем попало, — добавил Цзин-Ли и наклонился вперед, как бы давая понять палачу, что он должен прислушаться к его словам. — Мы не можем взять ее с собой в Цзянсу. Это слишком маленький городок. Нам не удастся ее спрятать.

Мандарин пристально посмотрел на слугу и весь как-то напрягся. Однако уже через минуту его волнение улеглось.

— Я знаю это, — после паузы сказал он.

Анне очень хотелось выйти вперед и потребовать объяснений по поводу того, что она сейчас услышала. Как далеко находится Цзянсу и сколько ей еще осталось жить? Но какой смысл спрашивать их об этом? Они ей все равно не ответят, да к тому же она еще выдаст себя, дав им понять, что знает придворный мандаринский диалект. Закусив губу, Анна размышляла над тем, что же ей делать, и решила, что нужно бежать, причем прямо сейчас. Однако куда она пойдет? Ей будет трудно сбежать с этой огромной лодки, кишмя кишевшей слугами палача. Нет, лучше уж тянуть время и молиться о том, чтобы ей представился удобный случай.

— Оставь нас, Цзин-Ли, — сердито произнес палач. — Я заключил с ней сделку. Развлечения в обмен на ее жизнь.

Его друг смотрел на него широко раскрытыми от удивления глазами.

— Она уморит тебя историями про белых богов, а когда ты заснешь, перережет тебе горло.

— В таком случае тебе не следует так небрежно обращаться со своим ножом, — заметил палач и протянул руку к Анне, по-видимому, требуя вернуть оружие.

Она недоуменно уставилась на него и покачала головой.

— Я говорю только на северном диалекте цзинь, — сказала она.

Анна прекрасно знала, что этот человек — императорский палач, однако в последнее время он вел себя, скорее, как ученый муж или высокопоставленный чиновник. Она видела, что он прислушивался к своему другу-слуге. Она уже забыла, что он — императорский убийца, и поэтому оказалась совершенно не готова к тому, что он может так поступить. Он двигался с невероятной скоростью. Не успела она и глазом моргнуть, как он уже был рядом с ней. Одной рукой он обхватил ее за грудь, ближе к шее, а другой крепко сжал ее руку как раз над рукояткой ножа. Затем он вонзил большой палец руки в ее запястье прямо у основания ладони, и она тут же ощутила сильную боль.

Ей ничего не оставалось, как разжать руку и выпустить нож. Он со звоном упал на пол, и его мгновенно схватил Цзин-Ли. Анна стояла не шевелясь и ждала, когда палач отпустит ее. Однако он не отпускал ее, а потом сердито зашептал ей прямо в ухо:

— Согласно твоей религии, сестра Мария, ложь считается грехом. Если ты обманешь меня еще хоть раз, я убью тебя за то, что ты нарушаешь обеты, данные тобой твоему белому богу, — добавил он на придворном мандаринском диалекте.

Она растерянно заморгала, не зная, что ей делать. Пока она раздумывала, его рука поднималась все выше и выше и, скользнув по груди, медленно обвилась вокруг ее шеи. Анна закричала от боли, но это не остановило его. Он все сильнее и сильнее сжимал ее горло.

— Признавайся, маленькая монахиня! Проси прощения за свой грех.

Она понимала, что ей сейчас нужно просто молчать. Даже самая правдоподобная ложь все же останется ложью. Со временем она даже сможет убедить себя в том, что сказала чистую правду. «Молчать!» — мысленно приказала себе Анна.

Но она не могла молчать. Ей все труднее и труднее было дышать. Проведя свободной рукой по телу женщины, палач положил ее на живот Анны. Она почувствовала, что у нее внутри все горит огнем. Палач же так плотно прижался к ней, что его возбужденная плоть уперлась ей в бедро. Мужчина словно окутал ее собою — казалось, что он прикасается к ее спине, животу, шее, щеке и даже к уху. Она ощущала на своем лице его горячее дыхание.

— Да! — простонала Анна на мандаринском диалекте и, резко повернувшись, с силой толкнула его. Однако он даже не сдвинулся с места. — Да, я понимаю твою лживую речь. Я знаю, что ты убьешь меня, несмотря на то что пообещал сохранить мне жизнь. Не пытайся уличить меня во лжи, потому что ты сам постоянно лжешь.

Он отпустил ее. И не потому что она начала отчаянно вырываться из его рук, а скорее по какой-то ему одному известной причине. Он даже торжествующе улыбнулся и хлопнул в ладоши.

— Великолепно! — закричал Чжи-Ган, но Анна так и не поняла, что он имел в виду. — Мы попросим Цзин-Ли навести здесь порядок, а потом начнется вечернее представление. — Он томно прикрыл глаза и добавил: — Я надеюсь, ты не станешь докучать мне всеми этими россказнями о белом боге?

Анна молчала, не зная, что ответить.

— Нет, — наконец прошептала она. — Никаких поучительных проповедей. Мои истории совсем не похожи на церковные проповеди.

Палач улыбнулся.