Неподдельная любовь - [4]

Дафна Бертон, разговаривавшая с одним из своих гостей, обернулась к маркизу со счастливым возгласом. Она пошла ему навстречу столь грациозно, что казалось, будто она плывет, не касаясь ногами пола.

Ее глаза излучали такую радость, а лицо было так прекрасно, что маркиз невольно засомневался в своих умозаключениях.

Дафну никак нельзя было заподозрить в неискренности.

— Я так рада вас видеть! — тихо промолвила она.

Маркиз поднес ее руку к губам и ощутил тайное пожатие.

Она познакомила его со своими гостями.

Как и следовало ожидать, все они оказались людьми пожилыми.

Среди них был выдающийся дипломат с супругой, который несколько лет назад ушел на покой, и еще одна супружеская пара, которой давно перевалило за шестьдесят.

Маркизу казалось, будто он читает некогда уже читанную главу книги и ему досконально известно все, что будет происходить на следующих страницах.

С этим чувством он направился к обеду, который оказался недурным, хотя и не мог сравниться с тем, что предлагали ему собственное повара. Вино было сносным, но, по его ощущению, не слишком дорогим.

Разговор за столом вынудил бы его скучать, если б не выразительные взгляды, которые бросала на него хозяйка дома. А еще она не упускала малейшей возможности как бы случайно прикоснуться к нему.

Трудно было не заметить, что многие ее фразы, адресованные ему, звучат нарочито двусмысленно.

Когда джентльмены устремились к выходу из столовой, маркиза не удивил обращенный к нему вопрос дипломата:

— Я надеюсь, вы простите нас, милорд, если мы уедем пораньше? Моей жене нездоровится, и мы оба уже в том возрасте, когда долгие вечера перестают доставлять удовольствие.

— Конечно, это очень разумно с вашей стороны, — вежливо ответил маркиз.

— Я осторожен, а это почти то же самое, — изрек стареющий дипломат.

Маркиз подумал, что осторожность была бы не менее разумной и в отношении него самого.

Обе супружеские пары попрощались и вышли, а маркиз дожидался, когда они спустятся вниз и начнут одеваться в холле. Наконец он негромко сказал:

— Мне тоже надо уезжать.

— Вы… уходите?

На лице, так же как и в голосе Дафны Бертон, сквозило неподдельное изумление. Она показалась маркизу безумно привлекательной и совершенно искренне встревоженной.

На секунду маркиз готов был допустить, что Уилли ошибся и она действительно испытывает к нему влечение. По крайней мере во время обеда, сидя рядом с ним за столом, она не скрывала своего желания.

Маркиз молчал, и она нерешительно произнесла:

— Я… думала… мне казалось… что мы с вами… сможем быть вместе, как мне… давно хотелось!

— Я тоже на это надеялся, — кивнул маркиз, — но я слышал, ваш муж вернулся из Парижа, так что теперь, конечно, не может быть и речи о том, чтоб мы остались наедине.

Говоря это, он внимательно наблюдал за леди Бертон и по тому, как она удивленно заморгала и тихо ахнула, понял, что Уилли не ошибся.

Пытаясь пресечь несколько затянувшееся молчание, Дафна воскликнула:

— Генри вернулся? Что вы говорите? Он должен был приехать только завтра!

— Думаю, вы ошибаетесь, — спокойно молвил маркиз. — Доброй ночи! Благодарю вас за весьма приятный обед.

Он небрежно поднес ее руку к губам и вышел, оставив хозяйку в полной растерянности.

Быстро спустился вниз и появился в холле как раз в ту минуту, когда его покидали остальные гости.

Карета ждала его у входа, и, отъезжая от дома Бертонов, он подумал, что снова одер, жал победу.

Правда, на сей раз это не принесло ему никакой радости. Он едва не попал в глупейшее положение.

Такого он не забудет никогда!

Только сейчас маркиз заметил, что карета направляется к его дому. Он понял, остаться одному и лечь в кровать с мыслями о Дафне Бертон и о том, как легко она смогла его обмануть, было бы нестерпимо.

Он несильно постучал тростью в стекло кареты, находившееся позади кучера, и тот остановил лошадей.

Лакей слез с козел и открыл дверь кареты.

Маркиз назвал ему адрес, куда ехать, и лакей снова устроился рядом с кучером.

Какое-то время у маркиза не было любовницы, хотя таковая считалась столь же обычной собственностью богатых мужчин, как и породистые лошади. Однако два месяца назад он после некоторых раздумий поселил в миленьком особнячке в Сент-Джеймс Вуд весьма привлекательную актрису театра «Гэйети».

Долли Лесли была занята в «Тореадоре», последнем шоу на подмостках старинного театра. Потом здание «Гэйети» собирались снести, а уже в октябре должен был открыться новый театр с прежним названием.

При всем при том возникало вполне объяснимое чувство горечи от мысли, что скоро исчезнет один из наиболее популярных театров, постоянно привлекавших к себе изощренную публику.

Театр по праву считался частью истории Англии. Старинные улицы вокруг него, появившиеся еще в эпоху Тюдоров, также подлежали сносу.

Лондон стремительно менялся.

К счастью, не менялось одно: красота актрис театра «Гэйети», которые не имели себе равных. Они принесли с собой в Лондон нечто совершенно новое, прежде неведомое.

Божественно прекрасные актрисы «Гэйети» скользили по сцене с неподражаемой грацией и легкостью.

Стоявший во главе театра Джордж Эдварде прослыл наипервейшим в мире ценителем женского обаяния.