Неподдающийся - [12]

Я начал учиться в местной гимназии и часто навещал дедушку Викто́ра и бабушку Матильду в Делемоне.

Там же — в нынешней столице кантона Юра — я возглавил «отряд» местных мальчишек, став их предводителем.

Однажды мой «солдат» Гастон Перье привел девочку — свою сестру: ее не с кем было оставлять дома. Мадлон оказалась не по возрасту боевой, и я тут же придумал ей дело:

— Ты станешь нашей медицинской сестрой. Если кого-то ранят, должна будешь перевязать!

Мадлон охотно согласилась с предложенной ей ролью и впоследствии всегда участвовала в наших воинственных играх.

В 1908 году с тетей Нюсей в Женеве мы пошли в кафе «Ландоль» (зимой 1994 года в этом кафе я обедал со своей женой Леной).

Когда мы с тетей вошли в зал, то увидели сидящего возле окна мужчину, который что-то сосредоточенно писал. Тетя подошла к нему, поздоровалась и представила меня:

— Знакомьтесь, Владимир Ильич, это мой племянник Оня.

Мужчина протянул мне руку, и я пожал ее. То был Ленин.

Впоследствии я узнал, что кафе «Ландоль» было излюбленным местом его работы…

Первый приезд в Россию

В декабре 1908 года я впервые был привезен на рождественские каникулы домой.

Дед Прут взял меня с собой из Ростова в Москву, потом мы вернулись в Ростов, откуда я вновь отбыл в Швейцарию.

Об этом — моем первом — приезде на родину, пожалуй, стоит кое-что рассказать.

Дед Прут дружил с Федором Ивановичем Шаляпиным. И в Москве я попал в его гостеприимный дом на детский бал. Давался он в честь старшей дочери великого певца — Ирочки, моей однолетки.

Мы сразу подружились, ибо и она, и я лихо говорили по-французски.

Балом руководил сам хозяин. К нему подошла крошечная пятилетняя девочка и, волнуясь, стала что-то говорить. Шаляпин погладил ее по головке, осмотрелся, остановил свой взгляд на мне, подозвал жестом и сказал:

— Ты, Оня, уже знаешь расположение наших комнат. Отведи, пожалуйста, ребенка пописать.

Я выполнил поручение: довел девочку до туалета, помог ей, и мы вместе вернулись в зал. Девочкой этой была Наталья Петровна Кончаловская — дочка известного уже тогда художника и внучка великого живописца Сурикова, впоследствии — великолепный литератор, супруга Сергея Михалкова и мать Андрона и Никиты — прославленных мастеров российского кино.

Когда — через много лет — на юбилейном вечере Натальи Петровны (а стукнуло ей в ту пору восемьдесят!) я рассказал со сцены Центрального Дома работников искусств, где проходило торжество, о нашем знакомстве, сидевший в президиуме Сергей Владимирович Михалков громко заметил:

— Н-н-у, после эт-того я тоже ее часто водил!

На что я немедленно ответил:

— Возможно. Но я все-таки был первым!

Вернусь, однако, к балу у Шаляпиных.

Не прошло и получаса, как Федор Иванович объявил «белый вальс»: это значило, что «дамы» должны были приглашать «кавалеров».

Я приготовился, уверенный, что Ирочка, с которой я все время танцевал, выберет меня. Но в этот момент открылась дверь… и все замерли, потому что в зал впорхнуло неземное существо. Именно не земное, а небесное, ибо оно не вошло, а возникло. Да, это, безусловно, была маленькая фея из сказки: роскошные белые локоны, увенчанные огромным розовым бантом, воздушное кружевное розовое платье… Скажу честно, даже я ничего подобного не видывал!

Царственным оком девочка окинула сразу же притихших детей, подошла к хозяину и, приподнявшись на цыпочки, дотянулась до его лица, чтобы с ним поцеловаться.

Федор Иванович, прижав ее к сердцу, опустил затем это необычное существо на пол и громко повторил:

— Белый вальс!

Царевна-фея осмотрелась и, очевидно, приняв решение, прямо подошла ко мне и произнесла «со значением»:

— Я приглашаю вас.

И мы пошли танцевать. И было ей шесть лет. И была это Любовь Петровна Орлова — будущая великая кинозвезда.

С ней мы дружили всю жизнь. Но с той первой минуты нашего знакомства у меня никогда не повернулся язык перейти с этой удивительной женщиной на «ты».

Лидия Русланова

И все-таки упомянутыми двумя знаменательными встречами для меня 1908 год не закончился. На мои весенние каникулы мы с дедом поехали в Саратов.

Прибыв в этот город на великой русской реке, остановились у друга деда — купца Евстигнеева.

После завтрака хозяин предложил пойти к службе в Кафедральный собор: там пел хор, в котором выделялся один удивительный детский голосок. Весь город ходил слушать этого ребенка. Так в Саратове и говорили: «Идем сегодня на сироту!»

Пошли и мы, благо храм находился почти напротив.

Народу было много. Поэтому остановились мы втроем недалеко от входа.

То, что вы прочтете ниже, было написано к круглой дате со дня рождения моей дорогой, но уже покойной подруги — Лидии Руслановой.

Детей в этой семье родилось трое: две девочки и мальчик. Лида была старшенькой. Мать умерла, когда младшему из ребят исполнился год, а Лиде в ту пору стукнуло уже четыре. И тогда все стали жить у отцовых родителей — бабки и деда.

Отец был единственным кормильцем многочисленной семьи: дед харкал кровью и мог помогать ведущей хозяйство бабке только по дому. Лида — с малолетства — ходила за меньшими братом и сестрой. Концы с концами сводили еле-еле. Но тут началась русско-японская война, отца забрали в солдаты, погрузили в теплушку, и воинский поезд направился на Дальний Восток. Вскоре в дом пришла нужда. Кормить детей стало нечем. И пошла нищенкой по дворам маленькая Лида: просить милостыню и петь для прокорма своей родни.