Непобежденный - [10]

Тяжелая болезнь помешала Михаилу Васильевичу завершить работу над воспоминаниями. Некоторые отрывки из незаконченной рукописи удалось опубликовать в форме интервью в белорусской газете «Звязда» в июле-августе 1992 года и в московском еженедельнике «Политика» в 1992–1993 годах.

Он был счастлив, когда его пригласили участвовать в подготовке сборника «Живая память», посвященного пятидесятилетию Великой Победы. Статья М. В. Зимянина как одного из организаторов партизанского движения открывала раздел документальных свидетельств о всенародной борьбе против немецко-фашистских захватчиков. Он успел увидеть свою работу напечатанной.

Как уже говорилось, Михаилу Васильевичу довелось участвовать во многих событиях, которые можно назвать поворотными в судьбе Советского государства. Но не было, пожалуй, в жизни М. В. Зимянина времен более сложных и драматичных, чем те, что наступили для него после смерти И. В. Сталина 5 марта 1953 года.

Он избегал говорить об этом периоде. Напоминания причиняли ему боль. Даже когда во времена горбачевской гласности стали появляться публикации, в которых искажалась суть событий в Белоруссии в марте — июне пятьдесят третьего года и роль М. В. Зимянина в этих событиях, он предпочитал отмалчиваться. Только на исходе дней нашел в себе силы рассказать близким о том, что долгие годы таил в памяти. Мог ли он предвидеть, что определенные политические силы в постсоветской Белоруссии будут использовать его имя, выхватив из драматических событий лета пятьдесят третьего года идею «белоруссизации», и вновь попытаются развести русских и белорусов…

* * *

Вечером 8 июня 1953 года в кабинете заведующего Четвертым Европейским отделом МИД СССР М. В. Зимянина раздался звонок. Звонили по городскому телефону. «Михаил Васильевич? Добрый вечер. Вас беспокоят из секретариата товарища Берия. Лаврентий Павлович просил Вас перезвонить ему по кремлевской связи».

Через минуту Зимянин разговаривал с Берия. На вопрос, как он попал в МИД, Зимянин ответил, что в апреле после его встречи с В. М. Молотовым состоялось соответствующее решение Президиума ЦК КПСС, и он перешел на работу в центральный аппарат МИДа. «Знаете ли Вы белорусский язык?» — неожиданно спросил Берия. «Знаю», — последовал ответ. «Вызову Вас на беседу», — буркнул Берия и повесил трубку.

Зимянин сразу же перезвонил Молотову и доложил ему о разговоре с Л. П. Берия. Но вопреки ожиданиям Молотов принял его только утром следующего дня. Поздоровавшись, министр вопросительно посмотрел на Зимянина.

— Мне думается, Вячеслав Михайлович, речь может пойти о моем переводе на работу в систему Министерства внутренних дел. — Зимянин старался скрыть волнение. — Очень бы просил Вас принять во внимание мое желание продолжать службу в Вашем министерстве.

Молотов сухо ответил, что, по его мнению, предложение Лаврентия Павловича может быть иным. И ему, Молотову, будет трудно возражать против этого предложения.

Спустя несколько дней Зимянину снова позвонил помощник Берия и опять попросил воспользоваться для разговора кремлевской связью. На этот раз Берия предложил Зимянину явиться к нему в понедельник вечером 15 июня.

Поздоровавшись, Берия задал прежний вопрос: как Зимянин попал в МИД? Когда тот начал отвечать, прервал его: «Решение, принятое в отношении Вас неправильно, более того, ошибочно!»

— Мое дело солдатское, — слегка опешив, сказал Зимянин. — Не могу рассуждать, правильно или неправильно решение ЦК партии. Я обязан выполнять его.

— Нет, — досадливо поморщился Берия, — Ваше дело не совсем солдатское. И даже вовсе не солдатское. Что, все белорусы такие на удивление спокойные? На руководящую работу их не выдвигают — они молчат, хлеба дают мало — они молчат. Да узбеки или казахи на их месте заорали бы на весь мир. Что же за народ белорусы?

— Белорусы народ хороший, товарищ Берия, — ответил Зимянин, озадаченный таким ходом беседы.

— Ладно. А как Вы оцениваете товарища Патоличева?

— Мне недолго довелось с ним работать, — осторожно начал Зимянин, — как известно, он крепкий хозяйственник…

Берия резко взмахнул рукой, прервав собеседника.

— Напрасно разводите «объективщину», товарищ Зимянин! Патоличев никуда не годный руководитель, да и человек пустой!

Грузно поднялся из-за стола, прошелся по кабинету и остановился за спиной Зимянина.

— Я подготовил докладную записку в ЦК, — с подчеркнутой значимостью произнес Берия, — в которой оцениваю положение дел в Белоруссии с проведением национальной политики и с колхозным строительством, как крайне неудовлетворительное. Такое положение надо срочно поправлять. И предстоит этим заняться Вам, товарищ Зимянин!

Берия вернулся за стол, снял пенсне, подышал на стекла, медленно их протер фланелевой салфеткой. Прищурившись, посмотрел на Зимянина.

— Я бы посоветовал Вам не искать себе «шефов», чем грешили Ваши предшественники.

— «Шеф» в партии один — Центральный Комитет, товарищ Берия, — скорее отрапортовал, чем ответил Зимянин.

— И правительство, — жестко дополнил Берия.

— Разумеется, — подтвердил Зимянин. — И ЦК партии, и правительство неотделимы друг от друга.

— Хорошо, — удовлетворенно заключил Берия и вдруг повторил с угрозой. — Не советую искать «шефов»!