Непобежденный - [8]

«Через десять дней с полным блокнотом впечатлений, заявлений и своими собственными выводами я предстал перед М. В. Зимяниным. Секретарь ЦК все выслушал, не комментировал… Вопросы его были точны и по делу. Особенно его заинтересовал Ким Ен Сам.

— Давай-ка где-то потом пригласи его в Москву, — сказал Зимянин. — Попроси Женю Примакова, чтобы по линии Института мировой экономики и международных отношений ему оказали самый радушный прием.

Получалось, что тема Олимпиады как бы ушла на второй план. Но это только казалось. Мои скромные журналистские выводы вряд ли были решающими. Решимость М. В. Зимянина, отделов ЦК — пропаганды и международного, МИДа, Спорткомитета, а также лично президента МОК Самаранча, его первого заместителя Виталия Смирнова сыграли главную роль.

Больше всех радовался этому Михаил Зимянин.

А я приобрел на всю жизнь замечательного корейского друга — Ким Ен Сама (он после Ро Де У стал президентом Республики Корея)».

* * *

Гибель Юрия Алексеевича Гагарина 27 марта 1968 года потрясла страну. Александр Трифонович Твардовский, давно оставивший стихи, сразу попытался написать что-то в память о первом космонавте. Вскоре с досадой отложил тетрадь: «Пашня не на той глубине».

Но боль утраты не оставляла. Каждый вечер он возвращался к стихам о Гагарине. О том, что произошло дальше, можно прочитать в дневнике Твардовского:

«12 апреля 1968 г.

Приезжаю с последним вариантом „Гагарина“ в редакцию, где ждет гранка из „Правды“. Вдруг Зимянин (тогдашний редактор „Правды“) говорит:

— Стихи очень искренние, трогающие, не говорю уж о мастерстве, что тут говорить — я преклоняюсь… Но с политической стороны… Недостаточно чувства патриотизма, не сказано даже, что это партия послала его в космос, советская родина. Стихи, извините меня, беспартийные.

— Хорошо, снимите их.

— Что же вы сразу с позиции обиды…

— Не с позиций обиды, а с позиций достоинства серьезного автора, которому говорят детские вещи. Если вы не усматриваете в этом стихотворении патриотического чувства, то не затрудняйтесь, снимите.

— Вот вы как…»

Стихи Твардовского о Гагарине так и не появились в главной газете страны. Привожу их с волнением. Уверен, что отец, одним из любимых поэтов которого был Твардовский, позже сожалел о своем решении.

Памяти Гагарина

Ах, этот день двенадцатый апреля,

Как он пронесся по людским сердцам.

Казалось, мир невольно стал добрее,

Своей победой потрясенный сам.

Какой гремел он музыкой вселенской,

Тот праздник, в пестром пламени знамен,

Когда безвестный сын земли смоленской

Землей-планетой был усыновлен.

Жилец Земли, геройский этот малый

В космической посудине своей

По круговой, вовеки небывалой,

В пучинах неба вымахнул над ней…

В тот день она как будто меньше стала,

Но стала людям, может быть, родней.

Ах, этот день, невольно или вольно

Рождавший мысль, что за чертой такой —

На маленькой Земле — зачем же войны,

Зачем же все, что терпит род людской?

Ты знал ли сам, из той глухой

Вселенной Земных своих достигнув берегов,

Какую весть, какой залог бесценный

Доставил нам из будущих веков?

Почуял ли в том праздничном угаре,

Что, сын земли, ты у нее в гостях,

Что ты тот самый, но другой Гагарин,

Чье имя у потомков на устах?

Нет, не родня российской громкой знати,

При княжеской фамилии своей,

Родился он в простой крестьянской хате

И, может, не слыхал про тех князей.

Фамилия — ни в честь она, ни в почесть,

И при любой — обычная судьба:

Подрос в семье, отбегал хлеботочец,

А там и время на свои хлеба.

А там и самому ходить в кормильцах,

И не гадали ни отец, и мать,

Что те князья у них в однофамильцах

За честь почтут хотя бы состоять;

Что сын родной, безгласных зон разведчик,

Там, на переднем космоса краю,

Всемирной славой, первенством навечным

Сам озаглавит молодость свою.

И неизменен жребий величавый,

На нем горит печать грядущих дней,

Что может смерть с такой поделать славой? —

Такая даже неподсудна ей.

Она не блекнет за последней гранью,

Та слава, что на жизненном пути

Не меньшее, чем подвиг, испытанье, —

Дай бог еще его перенести.

Все так, все так. Но где во мгле забвенной

Вдруг канул ты, нам не подав вестей,

Не тот, венчанный славою нетленной,

А просто человек среди людей;

Тот свойский парень, озорной и милый,

Лихой и дельный, с сердцем нескупым,

Кого еще до всякой славы было

За что любить, — недаром был любим.

Ни полуслова, ни рукопожатья,

Ни глаз его с бедовым огоньком

Под сдвинутым чуть набок козырьком…

Ах этот день с апрельской благодатью!

Цветет ветла в кустах над речкой Гжатью,

Где он мальчонкой лазал босиком.

* * *

Театральный художник Борис Асафович Мессерер в 800-страничном томе воспоминаний под названием «Промельк Беллы» рассказывает о приеме секретарем ЦК М. В. Зимяниным его супруги Б. А. Ахмадулиной по вопросу о ее поездке во Францию по приглашению Марины Влади. Снова без цитаты не обойтись: «Зимянин принимал Беллу строго по-деловому, интересуясь деталями заполнения анкеты. Правда, он подсматривал ее имя-отчество, записанное на специальной бумажке, лежавшей в ящике его письменного стола, который он каждый раз выдвигал, чтобы свериться с текстом, прежде чем уважительно к ней обратиться. К тому же он, как бы незаметно для Беллы, вытягивал из приоткрытого ящика сигарету „Marlboro“ для себя, вежливо угощая Беллу „Столичными“, которые лежали на столе.