Непобежденный - [12]

В 1939 году Михаил Зимянин вступил в ряды ВКП(б). Годом позже Пономаренко выдвинул коммуниста Зимянина на пост первого секретаря республиканского комсомола. Начало войны застало М. В. Зимянина в Белостоке. С частями 3-й, 4-й и 10-й армий Западного и Центрального фронтов, прикрывавших Белоруссию, прошел тяжкий путь, с боями отступая к Барановичам и Минску. Уже в конце июня 1941 года он в числе других белорусских руководителей приступил к созданию в тылу немцев подполья, формированию из местного населения партизанских отрядов, которые усиливались выходящими из окружения солдатами и командирами.

Имя Зимянина часто упоминается в воспоминаниях Кирилла Трофимовича Мазурова, видного государственного и партийного деятеля, на протяжении 13 лет входившего в состав руководящего органа КПСС — Политбюро. Зимянин считал его одним из самых близких друзей. На большинстве фотографий партизанской поры они рядом.

Мазуров завершил свои мемуары описанием событий лета 1944 года, когда освобождением Минска от немецких оккупантов фактически завершилась партизанская война в Белоруссии. Вспоминает Кирилл Трофимович и о том, как в 1942 году друг его Михаил помог ему разыскать мать, брата и сестру, эвакуированных в Барнаул.

И еще об одном эпизоде военной поры, который упоминается уже в дневниковых записях М. В. Зимянина. В июле 1941 года, когда Михаил Васильевич пробирался из Витебска в Гомель, он вспомнил, что в районе городка Кричева проживала семья его друга — белорусского поэта Аркадия Кулешова. Зимянин разыскал Кулешовых — жену, старика-отца, помог им за полчаса собраться и вывез их в Брянск, откуда они были переправлены за Волгу.

В августе сорок первого на окраине Гомеля Михаил Васильевич в последний раз увиделся с родным братом Володей. Брат чудом вырвался из окружения после боев в Западной Белоруссии, где он в составе электротехнической роты возводил укрепления на новой границе. Крепко обнялись Зимянины на прощанье. Владимира Зимянина, рядового пулеметчика, направили под Киев, где он в кровопролитных боях сложил голову и был похоронен в безымянной солдатской могиле.

Известный литературовед Вадим Валерьянович Кожинов, увлекавшийся историей, беседовал как-то с обозревателем радиостанции «Голос России». Назвав отечественную партизанскую войну «грандиозной», Кожинов заметил, что иногда эту войну не совсем правильно представляют. «В ней видят такую, знаете, войну, которая возникла как бы сама собой. Но так не бывает, это трудно. Конечно, она управлялась из Москвы». В подтверждение сказанного Кожинов сослался на одного из руководителей «тогдашнего партизанского движения, известного человека по фамилии Зимянин», который ему, Кожинову, «очень много рассказывал».

«Михаил Васильевич (кажется, так его звали?), скажите, сколько раз вы были за линией фронта?» Зимянин отвечал: «В 1941 году — один раз, в 1942 году — два, а вот в 1943 году — уже восемь, наверное». Кожинов поверил Зимянину, поскольку тот мог заявить, что «вообще не вылезал из немецкого тыла», и проверить это было бы невозможно. А Зимянин честно сказал и скромно: «Не так много».

«Человек подвижный, необычайно энергичный, целеустремленный, он всех заражал своим энтузиазмом, — рассказывал генерал КГБ СССР, а в годы Великой Отечественной войны герой-партизан, Эдуард Болеславович Нордман. — Его обаяние, широкий политический кругозор, талант организатора, смелость и выдержка в сложной обстановке снискали ему уважение среди партизан».

«В конце февраля 1943 года Пинское партизанское соединение вело тяжелые бои с превосходящими силами оккупантов. На нас бросили сорокатысячную группировку войск, танки, авиацию. Немцы окружили партизан…

После нескольких дней упорных боев отряды стали отходить на запад, в Логишинский и Телеханский районы. А три роты отряда В. З. Коржа оказались за кольцом окружения. Корж приказал командовать „отколовшимся“ отрядом Николаю Баранову, а я стал комиссаром. Пришлось нам выходить в Любанскую партизанскую зону. Это был трудный переход. Мы везли на санях и несли на себе своих раненых. Их предстояло самолетом отправить на Большую землю. Люди измучились до предела.

В штабе Минского партизанского соединения Р. Н. Мачульский и И. А. Бельский отдали приказ нашему отряду временно перейти в их подчинение. Через сутки приказали атаковать крупный гарнизон в Постолах. Капитан Николай Баранов ответил:

— Есть разгромить гарнизон противника.

Я как комиссар отряда возразил: приказ выполнять нельзя. Погубим людей. У партизан по сотне патронов на винтовку, по два диска на РПД. Это на полчаса боя.

А наступать придется по чистому снегу. Надо подкрепить нас патронами, гранатами, дать время на разведку и подготовку к бою. В общем, по своему комиссарскому праву я „тормознул“ приказ командира отряда.

Сразу же вызвали в штаб соединения: почему не выполняете приказ? Я объяснил.

— Вы не наши, вы пинские, боеприпасов не дадим.

Завязалась словесная перепалка.

Бельский:

— Вы трусы. Расстреляем за трусость.

— Это кто трус, я? — И за автомат.

Мы с 1941-го знали цену каждому, кто трус, а кто нет. Выражения мои были, разумеется, непечатные.