Безразлично и громко щелкал таймер. До старта ракеты оставалось полторы минуты.
* * *
— Одна минута до старта! — прогремел металлический голос.
Коломиец поднялся со своего стула и пошел вниз, к остальным. Он любил находиться в самой гуще событий, чувствовать их, как рыба чувствует окружающий мир чувствительной линией, проходящей под чешуей на боку.
— Иосиф Степанович, сюда идите! — помахали ему от окна, выходящего на пусковую площадку. Конструктор помахал в ответ и пошел туда.
— Тридцать секунд до старта! — известил голос из динамиков.
Коломиец знал человека, который когда-то наговаривал эти предупреждения для записи. Это был его хороший знакомый, почти приятель, Гера Литвиненко, работавший когда-то на Кап-Яре начальником технической службы. У него был хорошо поставленный красивый баритон — неудивительно, что именно ему и предложили стать сигналом в динамиках.
Воспоминание было одновременно приятным и грустным. Литвиненко умер три года назад от быстро прогрессирующего рака поджелудочной железы. Он был моложе Иосифа Степановича, и для конструктора это стало изрядным ударом. С того момента, как Гера умер, ему казалось, что на космодроме все идет как-то не так, по-другому. И плюс еще этот голос…
Отогнав воспоминания, Коломиец стал глядеть в окно, где под ракетой уже полыхнуло ярко-желтое пламя, тут же утонув в облаках дыма и пара от растопленного и мгновенно закипевшего снега. Спустя секунды три донесся гул двигателей — тяжелый, сочный, заставляющий ходить ходуном прочные бетонные стены центра управления. Коломиец наслаждался этим звуком — казалось, что его детище поет ему песню.
Ракета оторвалась от стартовой площадки и стала медленно взбираться в небо, как будто бы поднимаясь на колонне из огня и дыма. Движение все ускорялось и ускорялось, и вскоре это уже был стремительный полет чуть под углом к зениту. Ракета превратилась в маленькую пронзительно-яркую комету, затем в звезду и наконец погасла вовсе. Конструктор отошел от окна и направился в сторону контрольных терминалов. Там слышались обыкновенные рабочие разговоры:
— Двадцать секунд, полет нормальный.
— Полет нормальный — принято. До выхода в первую расчетную точку навигации — минута.
— Все системы функционируют нормально.
Коломиец наблюдал за этим, как опытный врач, который держит руку на пульсе больного. Без преувеличения это была его стихия.
На полигоне под Новосибирском создатель системы наведения инженер Яковлев неотрывно смотрел в монитор небольшого ноутбука, куда выводились все данные. Фактически это было его выступление, и он слегка нервничал, потому что одно дело, когда твоя система проходит испытания с небоевой ракетой, и совсем другое, когда в хищном корпусе баллистического снаряда находится тонна взрывчатого вещества. Хорошо, что хоть не ядерного.
— Ракета вышла в точку навигации. Начинает отклонение на курс. Отклонение совершено нормально. Высота полета — тридцать две тысячи, направление юго-восток.
Ракета шла вверх под углом примерно в шестьдесят градусов. Ей еще предстояло подняться до ста двадцати километров, на три минуты перейти в горизонтальный полет, а затем рухнуть на цель почти что вертикально, со скоростью, в десять раз превосходящей звуковую. Это будет как удар молнии Зевса — неотвратимо и сокрушительно.
— Внимание! Ракета отклоняется от курса! Повторяю, ракета отклоняется от курса! — донесся встревоженный голос с поста слежения. — Незапланированный поворот на семь градусов.
Яковлев шумно сглотнул.
— Ничего не понимаю… — тихо сказал он, глядя на цифры.
— Что у вас происходит? — прогремел у него над ухом голос генерал-полковника Снеткова.
— У меня — ничего не происходит. Я получаю информацию, которую должен получать. Все данные соответствуют плановым на этот полет. Но ракета отклонилась и продолжает двигаться неверным курсом.
— Сделайте что-нибудь! — рявкнул генерал.
— А что я могу сделать? — воскликнул перепуганный конструктор. — Я не навожу ракету специально, она находится в автономном полете.
— И куда она теперь залетит? — насупился командующий СибВО.
— Не знаю, я уже начал расчет траектории, исходя из нового курса.
— Как только будет что-то готово, докладывайте! — генерал отошел к министру обороны и заговорил с ним. На лице Казакова отразилась озабоченность.
Расчеты новой траектории заняли две минуты. После этого Яковлев, бледный как смерть, подошел к командованию и сказал:
— Судя по всему, ракета нацелена на Китай. Через тридцать пять минут она упадет на территории Китая.
— Упадет?! — заорал генерал-полковник Снетков. — Просто упадет?
Яковлев шумно сглотнул.
— Судя по всему, не просто упадет. Будет взрыв.
— Из центра управления Кап-Яра докладывают: ракета вышла из-под контроля и движется в направлении Китая! — донесся голос из-за пульта.
Министр обороны бросился к служебному телефону.
* * *
На памяти российского президента Орлова рабочую встречу еще никогда так не прерывали. Он занимался работой с документами вместе с комиссией из Министерства труда — разрабатывался очередной антикризисный проект. В дверь кабинета постучали, зашел помощник и сказал, что министр обороны ждет на защищенной линии. Николай Ильич посмотрел удивленно:
