Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду - [27]

Даже если мои слова не могли быть правдой, я хотел надеяться. Ведь если нет надежды — что нам остается?

Когда мы с хирургом закончили разговор, пришел капитан авиации в полной военной форме. Он хотел поговорить со мной наедине и выяснить все, что я запомнил о «несчастном случае». Я сказал ему правду: я забыл абсолютно все. У меня в памяти образовалась дыра. Я выпрыгнул с парашютом из «Геркулеса» и приземлился в джунглях. Потом очнулся здесь. А между этими двумя событиями — черная дыра, заполненная пустотой.

Как будто мне в мозг запустили ракету, которая взорвалась и выжгла часть памяти. Когда я пытался заглянуть в эту дыру, там ничего не было — лишь рваные края исчезающих воспоминаний. Я знал, что чего-то не хватает. Из моей головы удалили что-то важное. Но я не знал, что именно.

Когда я поведал все, что смог, мне показалось, что капитан остался доволен. Я был идеальным солдатом, который выжил: никаких воспоминаний — следовательно, я ничего никому не мог рассказать.

Я пролежал много времени, из-за этого мои сосуды расширились. К тому же из-за отсутствия физической активности мышцы значительно уменьшились в объеме. Я потерял целых сорок фунтов. Когда меня в первый раз посадили в инвалидную коляску, я едва выдержал в этом положении пятнадцать минут. Из-за расширенных сосудов и слабых мышц мое сердце не могло обеспечивать мозг достаточным количеством крови, и я потерял сознание.

Постепенно я набрался сил и смог сидеть в коляске по полчаса. Ноги мне забинтовали, чтобы ограничить кровообращение в нижних конечностях и направить больше крови к голове. Я казался себе беспомощным, словно новорожденный младенец. Мне приходилось многому учиться заново; даже малейшие движения отзывались ураганом боли.

Я чувствовал себя так, будто меня разрывают на тысячу кусочков и тянут в разные стороны. Я был жив, а ведь столько раз мог умереть. Мне следовало испытывать благодарность за это. Я сидел в инвалидной коляске. Хирург сказал, что в ней я проведу остаток жизни. Пока же я не мог высидеть там даже часа. Каждую секунду мое тело разрывалось от невыносимой боли. Господи, для чего мне было жить? Это был кошмар наяву. Паралитик, навсегда прикованный к инвалидной коляске. Я был лишь обузой для всех, включая жену и троих маленьких сыновей.

А на краю сознания пульсировала темная правда: «Джейсон, давай скажем честно: возможно, тебе лучше было бы умереть».

Я отгонял эту мысль и клялся бороться, клялся, что снова начну ходить и восстановлю все свои навыки. «Хирург ошибся». Повторяя это, я справлялся с отчаянием. Я избрал отрицание и твердил себе, что дух сильнее плоти и способен на многое.

А еще я должен был жить для жены и детей, если они примут меня в моем нынешнем виде.

Когда сынишек в первый раз привели меня навестить, я еще не вставал с койки. Я тогда учился проводить в инвалидной коляске хотя бы час в день. Мне удалось сесть в кровати, опираясь на гору подушек. Скрывая приступы жгучей боли, я изо всех сил старался вести себя как отец, который был им нужен.

Карла и мама ввели в палату мальчиков — Блейка, Остина и Гранта. Что могли понимать дети, которым не исполнилось еще и четырех лет? Карла лишь сказала им, что папа болен и лечится в госпитале.

Она принесла портативный манежик и детские ходунки, чтобы мы с мальчиками могли немного поиграть. Вначале Блейк и Остин были в восторге. Их отец просто лежал в постели — они и раньше видели это тысячу раз, когда врывались в родительскую спальню и прыгали на кровати: «Папа, вставай! Вставай! Вставай! Начинается новый день».

Было так чудесно, что сыновья рядом со мной. Слезы подступили к глазам. Но Грант, самый младший, безутешно плакал с того самого момента, как оказался в палате. Он смотрел в мою сторону и, казалось, видел мои травмы, боль и мучения. Невзирая на все наши попытки, успокоить его было просто невозможно, поэтому детей вскоре пришлось увести.

Я видел, что и взрослым очень тяжело. Карле. Родителям. Брату и сестре. Им уже сказали жестокую правду обо мне: «Ваш муж/сын/брат будет прикован к инвалидной коляске до конца своих дней». Но одно дело — услышать, и совсем другое — увидеть собственными глазами. Увидеть означает поверить. Впервые увидев меня в инвалидной коляске, мои родные испытали шок. Они очень старались держать себя в руках, но я читал ужас в их глазах.

Я и сам испытывал то же самое. Я не мог оставаться таким! В старших классах я был фанатом спорта. Выиграл спортивную стипендию и мог учиться в колледже, но вместо этого пошел в армию — думал, что лишь там смогу получить достаточно адреналина и нагрузок, которые мне были необходимы. А в армии я выбрал элитное спецподразделение. Но и этого мне оказалось мало: как я уже рассказывал, не удовлетворившись войсками особого назначения, я сделал еще один шаг, перейдя в Авиационный полк специального назначения.

И как такой парень как я мог оказаться в инвалидной коляске?

Раньше моя семья была сосредоточена лишь на том, чтобы помочь мне выжить. Теперь, после операции на позвоночнике, моя жизнь уже не висела на волоске. Все это было адски тяжело для моих родных, вымотало много нервов. А потом пришло осознание: «Так будет всегда».