Неожиданные люди - [98]

— Как, разве вы меня не знаете? Я — Достоевский из пятого корпуса.

И, обаятельно улыбнувшись старухе, с достоинством прошествовал к морю…

Море, белопесчаный пляж, кипарисы, южное богатство базара — кому это теперь внове, а тем более — Маркину, каждый год отдыхавшему на Черноморском побережье? Но одно дело, когда вы наслаждаетесь южной экзотикой вместе с семьей, на самой заурядной здравнице всеобщего предназначения, и совсем иное — когда, подобно Маркину, вы приезжаете на юг один, свободным как молодой холостяк и отдыхаете вы в заповеднике, где вам на каждом шагу может встретиться знаменитость. Чувство, которое вы испытываете при этом, непередаваемо, и, если вы попытаетесь выразить его одним словом — «блаженство», оно покажется вам банальным. Тем не менее, для краткости скажу, что именно блаженством был охвачен Леня Маркин, когда, растянувшись на теплом, мелком, как бисер, песке коктебельского пляжа, он загорал, убаюканный мягкими всплесками моря и нежным дуновением свежего, напоенного морским ароматом воздуха. Стоит ли говорить, что треволнения недавних дней успели улетучиться из его безмятежной души, и лишь единственная страсть могла его волновать теперь — азарт ожидания знакомств, интересной компании и развлечений. Те, с кем он желал сойтись — писатели, поэты и поэтессы, — ходили и лежали рядом и по виду ничем не отличались от обыкновенных смертных, но Леня Маркин знал, сколь обманчиво такое впечатление, и в ожидании счастливого случая с любопытством посматривал на этих людей, сумевших оседлать Пегаса. Некоторые из них казались ему удивительно знакомыми, хотя он готов был побиться об заклад, что никого из них не знает, ибо познания Лени Маркина в литературе, как ни прискорбно нам в этом признаться, были поверхностными, к тому же современных авторов он не читал и, не видевши их портретов, искренне сожалел теперь об этом. Впрочем, для одинокого человека да еще с таким общительным характером, как у Лени Маркина, нет ничего проще пляжного знакомства, и буквально на другой же день приезда исполнилась его мечта — он познакомился с одной из популярных поэтесс, настолько популярной, что творчество ее, хотя и понаслышке, известно было даже Маркину. Представляясь поэтессе, Леня Маркин скромно назвался научным работником и, дабы исключить расспросы о своей прозаической профессии, добавил, что работает в почтовом ящике, чем вызвал неподдельное уважение в глазах собеседницы. Надо сказать, что ничего поэтического в этой поэтессе Леня не нашел. Лицо у нее было самое заурядное, фигура — и того заурядней, и только глаза были хороши, большие, ясные — в их глубине всегда таилась печаль. Не так давно она разошлась с мужем, известным писателем, и жила теперь одна, воспитывая сына-подростка. Естественно, больше всего ее волновала проблема воспитания подростков, и, увидев в Лене Маркине умного человека, она поделилась с ним своими мыслями на этот счет. Но Маркин испытывал полнейшее равнодушие ко всякого рода моральным проблемам и, лишь для вида поддерживая разговор, чуть не зевал от скуки. Однако скучать ему пришлось недолго: у Аллы, как мы условно назовем популярную поэтессу, оказалась целая куча веселых молодых друзей, прозаиков, художников, эссеистов и проч., — и очень скоро Леню Маркина приняли в этом кругу как своего: кому не понравится человек такой внушительной внешности, с такими мягкими манерами, человек, с добродушного лица которого почти никогда не сходит улыбка, да к тому же еще отличный игрок в преферанс, — игрок, разумеется, не по страсти, а удовольствия ради, гитарист и исполнитель популярных песенок?..

Маркин чувствовал себя великолепно в новой компании, и все-таки он был немножечко разочарован… Дело в том, что Леня жаждал увезти из Коктебеля запас пикантных литературных новостей, но литераторы предпочитали говорить о чем угодно, но только не о делах литературы; он надеялся услышать и, запомнив, привезти домой несколько модных идей и мудрых изречений, но, вместо мудрости, литературная братия расточала шутки, смех и анекдоты; он мечтал оказаться участником романтичных ночных пирушек где-нибудь на палубе судна, в открытом море, при свете луны и под звуки джаза, но литераторы самым скучным образом довольствовались «сухоньким» где-нибудь в кафе, а то и прямо на пляже, и о ночных пирушках никто даже речи не вел; он мечтал, наконец, увидеть здесь, в среде богемы, красивых юных дев, но, к величайшему удивлению своему, не встретил ни одной. Лишь выяснив у Аллы, что заработок литератора, даже наиболее известного из них, во многом зависит от случая и в целом значительно ниже его, кандидатской, зарплаты, Маркин понял свое заблуждение и с тех пор преисполнился чувством превосходства от сознания, что он — ученый, а не служитель муз. «Да, красивая жизнь у каждого в душе», — сказал себе Маркин и пошел на городскую танцплощадку, пошел не только танцевать и веселиться, но и в тайной надежде найти то «мимолетное видение», с которым он встречался на банкетах и которым он желал теперь владеть. И он нашел, ибо «ищущий да обрящет», как сказано в писании…