Неожиданные люди - [54]

Только что прозвенел звонок после первой пары «Технологии стройпроизводства», и студенты, оглушив преподавателя шумом голосов, ринулись за дверь размяться и подымить сигаретами, когда к Вадиму быстро подошли секретарь курсового бюро Замараев и длинноногий, тощий, как жердь, Жорка Селиванов, у которого глаза горели каким-то странным, фанатичным светом. «Такое дело, — сказал Вадиму Замараев тоном озабоченным и вместе воодушевленным. — У Жорки интересная идея родилась: написать в Москву, чтобы весь наш выпуск… ну, кто пожелает, конечно… направили по комсомольским путевкам в Казахстан». «Понимаешь, — тут же насел на Вадима Жорка, весь дергаясь от возбуждения, — открываю вчера «Комсомолку», вижу: «Казахстан — грандиозная стройка семилетки!» В Темир-Тау Казахстанская Магнитка строится, в Павлодаре — комбайновый завод, в Джезказгане, Балхаше, Кустанае — гигантские рудники!.. И тут меня как стукнуло — махнуть всем выпуском на стройки Казахстана! Ведь там строители, архитекторы до зарезу нужны!.. А, как ты считаешь?..» — «По-моему, дело стоящее», — помедлив, сказал Вадим своим спокойным, глуховатым голосом и, чувствуя наплыв пока что бессознательного раздражения на Жорку, добавил мысленно: «Чтоб тебя перевернуло да блызнуло, дубина ты стоеросовая!» «Так ты давай, Вадим, — весело сказал Замараев, — опроси ребят своей группы и составь список добровольцев. Лады?» — и он шмыгнул, вместе с Жоркой, по коридору дальше, обрабатывать других комсоргов.

Лишь оставшись один, Вадик осознал всю тяжесть удара, который, сам того не ведая, нанес его замыслам Жорка. Нечего было теперь и мечтать о выборе места работы: как комсорг он должен был подать пример и записаться в добровольцы, иначе — он это ясно понимал — ему пришлось бы начинать карьеру с подмоченной репутацией. Конечно, можно было подыскать благовидный предлог, чтобы не ехать в Казахстан, но убедительного, честного предлога не существовало, а прибегать ко лжи Вадик не рискнул. Так впервые его желаниям судьба поставила преграду, одолеть которую было ему не по силам, и, смирившись, он первым записался в список добровольцев, резонно рассудив, что, если даже он откажется от Казахстана, порядочного места ему все равно не предложат. Когда семья узнала о его решении, то Анна Александровна, мечтавшая, что сына как отличника оставят в городе, ахнула и плачуще запричитала: «Господи! Да там же, в этом Северном Казахстане, волки стаями рыщут! Там бураны, пыльные бури — я знаю, у меня там тетка жила… Да там, наверно, и водопровода нет!» Но отец, в юности служивший в Монголии, на Халхин-Голе, и любивший поучать Вадима на примерах собственной жизни, строго сказал жене: «А я одобряю!.. Молодец, сынок! Мне в твои годы тоже пришлось хлебнуть немало. Трудности, они закаляют молодого человека!» — и, поскольку в доме царствовал патриархат, вопрос на этом был исчерпан.

Вадик не имел привычки посвящать в свои дела посторонних и только делал исключение Валерке Казанчееву, который нравился ему трезвым, практическим взглядом на жизнь (Валерка был на четыре года старше Вадика и успел уже отслужить на флоте), да и внешностью тоже: в рослой фигуре Валерки с грузными, слегка сутуловатыми плечами, во взгляде больших, маслянисто-темных глаз, в манере говорить убедительно и веско было нечто, в чем Вадик чувствовал превосходство приятеля, но это было превосходство старшего над младшим, и оно не ущемляло Вадикиного самолюбия. И разумеется, Валерке он первому открыл свое намерение, умолчав о своем нежелании ехать в Казахстан и надеясь, что Валерка, тоже комсомолец, последует его примеру. Но Валерка, видимо, по-своему понял приятеля, огорошив его насмешливо-восхищенной фразой: «Ну и ушлый же ты парень, Вадим!» — «Чем же я ушлый?» — удивился Вадик. «Как же: работа на ударной стройке — это же почетный факт биографии! Да тебя, со стажем строителя, вздумай ты потом переводиться в какой-нибудь цивилизованный центр, с руками оторвет любой проектный институт или архитектурная мастерская!» — «А ведь точно!» — осенило тут Вадика, и на душе у него повеселело. «Да нет, — спокойно возразил Вадим своим меланхоличным голосом, — я ни о чем таком и не думал… Просто хочется, пока молодой, понюхать пороху, опыта поднабраться». — «Заливаешь!» — рассмеялся Казанчеев, блеснув своими хитрыми глазами монгольского разреза. «А чего мне заливать? — Вадик с простодушным видом пожал плечами и, как бы между прочим, спросил: — А ты куда собираешься?» Блеск темных Валеркиных глаз внезапно погас, и он сказал с легким, сожалеющим вздохом: «Хочу просить назначения к себе на родину, в Ульяновск: мать у меня прикована болезнью к постели, ей нужен уход, а, кроме меня, у нее нет никого», но сказал ли он правду, трудно было понять (хотя при выпуске, как убедился после Вадик, Казанчеева действительно направили в Ульяновск)… С легкой руки Селиванова, в Казахстан записалась добрая половина архитекторов-выпускников (хотя большинству из них предстояло работать не за столами архитекторов, а на строительной площадке), и, когда о добровольцах с помпой написали в областной газете, Вадик должен был признаться, что это приятно — видеть свою фамилию на первой полосе, и будущий отъезд в Казахстан с комсомольской путевкой в кармане перестал ему казаться такой уж тяжкой повинностью.