Неожиданные люди - [127]
В окно заметил: входит во двор босоголовый с институтским парнем. Вышел к ним навстречу.
Парень — крупный, шея как у доброго бычка, грудь бугристая под футболкой. Волосом бел, простолиц, глаза же, однако, щуркие. С хитринкой парень.
Снизу глянув на него, старшой шевельнул бровищами:
— Вот он, наш бригадир. Валентин Андреевич. По профессии инженер… Прошу, так сказать, любить и жаловать.
— Можно проще: Валентин, — улыбнулся парень всем лицом.
— Валентин так Валентин. Будем знакомы, — и хлопнулись ладонями: у одного — сухая, корявая, у другого — мягкая, но крепкая.
Поговорили-постояли, и старшой ушел людей размещать.
— Чего он у вас без шляпы в этакую-то жару? — спросил Кузьмич.
Валентин усмехнулся:
— А бог его знает. Хочет, наверное, лысину подкоптить. Красивее так…
— Он кем же у вас в институте?
— Заведующий издательским сектором. Наши труды редактирует.
— Вот как! Ну, пошли, Валентин. Вон в ту, возле столовой, избу заглянем.
«Изба», сказал, а какая там изба… Избенка! И малостью избенка, и древностью своей. В сруб-то ткни пальцем — сквозь пройдет. Сам Захар Кузьмич сорок безвоенных лет живет и Белоярке, знает: крепких изб в эти годы много народом поставлено (а кто и кирпичные, шлакоблочные дома отгрохать сумел), а вот чтоб хоть одну такую избенку сломать — ни единой никто не сломал и не бросил… Мазанок-землянок, тех порядком порушили, а избенки все стоят, все древнеют. Считай, треть села живет в избенках да мазанках, а по здешним морозам с бездровьем прозимуй-ка в них зиму — один разор…
— Тут Варвара живет, скотница. Девчонка у нее восьмой класс нынче кончила. Варвара сама неудачница. Семнадцати лет замуж вышла. Парень был как парень, а вернулся из армии — и пошел пить-гулять. От водки и окочурился… Так и живет с тех пор Варвара десять лет уж одна.
Валентин молчит, кивает.
В той избенке Захар Кузьмич частенько бывает. В иной день так в конторе закрутишься — сходить поесть некогда (живет Кузьмич на другом конце, за рекой), сюда забегает и всегда хоть чем — щами ли, молоком ли с хлебом — а накормят…
Пришли. Окошек не видать: деревца с ранетками застят. Косая калитка откинулась под рукой Кузьмича. С крыльца глядит сама хозяйка: головой под притолоку, плечистая, лицо подсушено крепким загаром, черные глаза блестят. На ногах, иссеченных травой, вьются голубые жилы.
— Здорово, Варвара! Что больно скоро из города?
— Здравствуйте вам. А че там, в городе? Проживаться? Справилась да айда назад.
— Дочь определила?
— Определила, слава те… Да чего это вы встали-то? В избу заходите. — Крутой спиной повернулась, пошла впереди. — В техникум документы взяли. Как его, черта… ну, по радио…
— Радиотехнический, — подсказал с порога Валентин.
— Так, кажись… Уж я так рада, так рада. — Варвара говорит и смотрит только на Захара Кузьмича, а руки сами собой ставят табурет Валентину.
Гости сели. Присела и хозяйка на залавок: ноги крестом, тяжелые руки — на колени.
В избе просторно: русская печь, стол под латаной клеенкой, сельской работы комодка да в пол-избы полати. Одна красота — чисто.
Захар Кузьмич достал папироску:
— Не зря, выходит, с ней хороводилась?
— Да кто знает?.. Как экзамены сдаст? — Варвара вздохнула. — Я и то наказала: старайся, дочка, специальность получишь, в город работать возьмут. Не будешь, как мать, дурой малограмотной.
— Ну уж и дурой! — качнул головой Кузьмич, чуть улыбаясь, и пустил себе дым под ноги.
— А то нет?.. Была бы умная, разве бы стала мужичью работу править? — И вдруг отвела глаза к Валентину. — Ведь с коровами ни днем, ни ночью спокоя нет, зимой особенно: друг за дружкой телятся, а то и две-три разом. Потаскала я теленочков на своих руках, потужилась.
Управляющий усмехнулся:
— Смотри, отощала баба!
— Отощала не отощала, Захар Кузьмич, а тринадцать лет со скотом колгочусь. Надоело… Ба, — осеклась вдруг Варвара, — чего это я байки-то… Сейчас на стол соберу. — И, поднявшись, хрустнула коленкой.
— Не хлопочи, мы к тебе по делу. К нам из города приехали… Видела, знать?
— Возле столовой? — Варвара подбоченилась одной рукой, другой пригладила свои темные с белым пробором волосы.
— Они самые. Квартирантов пустишь? Двоих?
— А мне жалко? Пущай живут. Бабка им и сварит, и постирает. Агафья-то не больно вкусно готовит…
— Койки, Валентин, на складе возьмешь, — сказал Кузьмич.
— Что вы, — улыбнулся Валентин. — На полу прохладней.
— Ну, гляди…
И разом встали.
— А может, закусите? Малиной с молоком угощу. Бабка свежую насбирала.
— Некогда, Варвара. — Захар Кузьмич застучал сапогами к сеням, отбросил окурок, через двор пошел с Валентином.
Варвара с крыльца вдогонку:
— Карантин-то, Кузьмич, когда сымут? Уморились бабы за пять-то верст на дойку ходить…
— Это ты не меня, Игнашку спроси, — обернулся управляющий. — Давно бы пора посты поснимать… Хвать — у соседей ящур объявился…
— Еще не легше…
Захар Кузьмич махнул рукой — ящур этот в печенках у него сидел.
Пошли дальше. На улице показал Валентину избы Ольги и бабки Анны:
— И те и другие живут теперь в летней кухне, а в избу ваших пустят. Вот тебе еще на шесть-семь человек. А прочих к поварихе Агафье посылай. Вся бригада у тебя под рукой будет…
Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).
В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.
Роман Владимира Комиссарова «Старые долги» — своеобразное явление нашей прозы. Серьезные морально-этические проблемы — столкновение людей творческих, настоящих ученых, с обывателями от науки — рассматриваются в нем в юмористическом духе. Это веселая книга, но в то же время и серьезная, ибо в юмористической манере писатель ведет разговор на самые различные темы, связанные с нравственными принципами нашего общества. Действие романа происходит не только в среде ученых. Писатель — все в том же юмористическом тоне — показывает жизнь маленького городка, на окраине которого вырос современный научный центр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...