Неотвратимость краха европейской модели мультикультурализма с точки зрения психофизиологии - [2]

Однако самым важным для понимания причины “краха мультикультурализма” является неотвратимость возникновения межэтнических конфликтов между новообразованными и коренными этносами. Причём обычно межэтнические конфликты носят массовый характер, поскольку “защищаемые этнические особенности (язык, быт, вера)… составляют повседневную жизнь каждого члена этноса” и “всегда отличаются высоким накалом эмоций, страстей, проявлением иррациональных сторон человеческой природы”. Но самым печальным является то, что “межэтнические конфликты не имеют окончательного разрешения. Ибо… та степень свободы и самостоятельности, которой удовлетворяется нынешнее поколение этноса, может показаться недостаточной следующему” (14).

Внезапная вспышка межэтнического конфликта может показаться необъяснимой случайностью, но на самом деле причиной вспышки практически всегда является достижение критического уровня противостояния, при котором этнос начинает считать себя “дискриминированным и по социально-экономическим показателям (низкий уровень доходов, преобладание непрестижных профессий, недоступность хорошего образования и т.д.), и по духовным (притесняют религию, ограничивают возможности использования языка, не уважают обычаи и традиции)” (14).

Конечно, если у новообразованного и коренного этноса мораль будет совпадать, то интенсивность межэтнического конфликта будет меньше. Но если взгляды на жизнь и мораль этносов будут существенно отличаться, да ещё основой противостояния между этносами будут глубокие исторические корни, например, обида за колониальное прошлое, то межэтнический конфликт будет не только интенсивным, но и длительным. Подобные по остроте конфликты практически неизбежны, если этносы принадлежат к принципиально различным суперэтносам, тем которые до появления этого термина именовались “цивилизациями”, “культурами” или “мирами” (например: “Исламский мир”, “Западная цивилизация”). Неразрешимость конфликта при столкновении суперэтносов объясняется тем, что любой “суперэтнос не способен к дивергенции” (15). И если в биологии под дивергенцией понимается расхождение признаков и свойств у первоначально близких групп организмов в ходе эволюции (16), то в отношении суперэтноса это значит, что он не способен изменятся в процессе эволюции. Проблема конфликтности новых европейских этносов усугубляется ещё и тем, что политика европейского мультикультурализма “провоцирует сегрегацию групп, порождая искусственные границы между общинами и формируя своего рода гетто на добровольной основе” (5), причём и “сами диаспоры очень рады капсулироваться, замыкаться, создавать такие скромные исламские анклавы внутри Европы” (17). А потому “в замкнутых исламских кварталах Берлина, Лондона или Парижа молодежь имеет значительно меньшие возможности социализации и адаптации к местным условиям, чем их сверстники, живущие вне этих добровольных гетто” (3), что и приводит к “крайне низкому образовательному уровню этих диаспор, их абсолютному отрывы от корневой культуры” (17). Но основной причиной этой постоянной борьбы цивилизаций является несовпадение моральных ценностей (18), ибо, когда сталкиваются моральные суждения из разных нормативных систем, нет оснований для выбора между ними (19). Иначе говоря, как верно подметил политолог А. Мигранян: “Мораль и политика - принципиально разные сферы. В сфере морали недопустимы компромиссы” (9). К несчастью для Европы большинство новобразующихся в ней этносов является составляющей частью Исламского мира и придерживаются мистической морали, а коренные европейские этносы являются создателями и приверженцами либеральной морали. Конечно влияние религиозной морали (в данном случае христианской) сказывается и на формировании Европейской морали, но многовековое сосуществования христианской морали с либеральной моралью и прогрессирующий антиклерикализм западноевропейского общества привели к тому, что служители христианской церкви начали постепенно усваивать идеи либерализма, проникаться духом религиозного модернизма и даже менять своё отношение к принципиальным постулатам христианской морали. В отличии от западного христианства “ислам… это очень ригидная, то есть жесткая религия, которая не трансформируется, не учитывает изменений, которые происходят в мире” (20). Проблема отсутствия толерантности ислама усугубляется тем, что в “настоящее время, в условиях постколониализма, в исламе активизировался “исламский фундаментализм” - течение, декларирующее необходимость возвращения мусульман к строгому соблюдению требований Корана и других, священных для данной религии книг, а также “освобождения мусульманских земель от колонизаторов” (21). Причём “современные виды миграции, как вынужденной, так и добровольной, могут рассматриваться как территориальная экспансия”, поскольку исламские “государства, как правило, оказывают поддержку родственным себе этнокультурным или конфессиональным группам, находящимся на территории другого государства (22). Столь “категорическое отрицание ряда ценностей Запада и склонность к радикальным методам борьбы… дали основание ряду учёных, публицистов и политиков ввести в оборот термин “исламо-фашизм”, который впервые использовал французский писатель и публицист Максим Роденсон, обозначивший им режим революционной исламской диктатуры в Иране после событий 1979 года (23). Причины возникновения этого вида радикального исламизма лучше всего раскрывает Ф. Фукуяма в своей работе “Началась ли история опять? Исламо-фашизм как идеология антиамериканской мировой революции”: “Социологически, причины этого вид радикального исламизма не могут сильно отличаться от тех, которые привели в движение европейский фашизм в начале XX века. В исламском мире большая часть населения в предыдущем поколении была связана с традиционной деревенской или племенной жизнью. Эти люди прошли процесс урбанизации и оказались под влиянием более абстрактной формы ислама, которая зовет их обратно к более чистой версии религии, так же как экстремистский германский национализм пытался воскресить мифическую давно забытую расовую идентичность. Эта новая форма радикального ислама чрезвычайно привлекательна, потому что претендует на объяснение культурной дезориентации, которая вызывается процессом модернизации…