Неостывшая память - [65]

Не прошла бесследно вся эта катавасия и для Глеба. Он оказался в нервной клинике на 15-й линии Васильевского острова. Я его навестил, и мы по-дружески обнялись, потолковали «за жизнь» – горькую и прекрасную.

Вскоре меня приняли в Союз журналистов. На заседании секретариата прозвучал вопрос: «Не тот ли это Друян, что выпустил книгу Горбовского?». «Да, это тот», – ответил Д. Т. Хренков, после чего единогласно проголосовали «за».

Какое-то время спустя стало известно, что злополучный «сигнал» в ЦК КПСС подал поэт-сатирик Бронислав Кежун. И тогда незамедлительно появилась на свет одна из самых жестких, уничтожающих эпиграмм Михаила Дудина:

Поэт Кежун в подлунном мире

С позиций собственных высот

То брякнет одою на лире,

То тявкнет шавкою в сатире,

То, как Булгарин, донесет.

На титульном листе «Тишины» краткая надпись: «Борису от Глеба. Вот что-то и получилось у нас… Спасибо. Глеб Горбовский. 2 февраля 68 г.»

Конечно же, получилось, Глеб. Еще как получилось!

Два автографа

Наступило время, когда к каждому слову Даниила Гранина стали прислушиваться не только его верные читатели, но и вертикально-горизонтальная власть. Ещё бы, он и лауреат Государственной премии, и Герой Социалистического труда, участник Великой Отечественной войны, награждён многими орденами и медалями, его имя занесено в золотую книгу Почётных граждан Санкт-Петербурга. А ведь когда-то этот выдающийся писатель был у высокого партийного начальства не в чести: никогда, ни при каких обстоятельствах не отступал он от важнейшего творческого принципа – правды изображения жизни, открыто, прямо и честно писал то, что считал нужным.

…В середине 1965 года, на излёте хрущевской оттепели, на мой редакторский стол в Лениздате легла небольшая очерковая рукопись Даниила Гранина «Месяц вверх ногами». Я тут же буквально её проглотил, читал, отрываясь лишь на то, чтобы какие-то особенно интересные страницы прочитать вслух коллегам. Легко, свободно, с тонким юмором автор рассказывал о своем пребывании в экзотической для советского человека стране-континенте Австралии. Не могу не привести несколько цитат:

«Прежде чем гулять по Канберре, мы отправились в посольство получать свои паспорта.

– А зачем вам паспорта? – спросил консул.

– Странно, – сказали мы, – как же мы можем без документа в чужой стране?

Нам даже диким показался его вопрос и улыбка его.

– Не беспокойтесь, сказал он, – не нужны вам никакие паспорта. Никто их у вас не спросит.

– Ну, Канберра, допустим, но ведь мы поедем дальше по стране.

– И там они вам не пригодятся. Поедете без паспортов, так спокойнее. Не потеряете. Они тут все живут беспаспортные.

Мы осторожно проверили у Гарри – он не имел паспорта.

– Как же вы тут живёте без паспорта?

Он удивился:

– А для чего он мне?

– Ну как же, – мы тоже удивились, – а если приезжаете в гостиницу?

– И что?

– А как вас зарегистрировать?

– Запишут фамилию, и вся регистрация.

– А откуда они узнают фамилию?

– Я скажу.

Мы опять удивились и задумались:

– А для полиции? Если Вы нарушите.

Гарри ещё больше удивился:

– Зачем тогда паспорт, меня и без него приговорят к штрафу.

Мы удивились ещё больше. Мы никак не могли представить себе жизнь без паспорта, а он никак не мог представить себе, зачем человеку может понадобиться паспорт».

Вот ещё:

«Не типично, не отражает, – может быть, оно и так, но тем более, раз это уходит в прошлое, оно должно сохраниться в документах: вот как мы жили, и так жили и этак, по-разному жили. Попробуйте сегодня рассказать о годах первых пятилеток. Где, в какой Истории есть фотографии очередей за хлебом, карточек, торгсинов, но ведь это тоже было бытом. Даже из газет того времени ничего не вычитать об ордерах на рубашку. Так и сегодня из газет ничего не узнать о том, как хоронили Пастернака, и о том, как выглядела в 1965 году служба в церквах».

А вот ещё:

«Австралиец терпеть не может руководства – будь это председатель клуба, полицейский, министр, профсоюзный вождь, власть не бывает хорошей. Во всяком случае, поддерживать её он не намерен, что бы там она ни делала… Ни в одном клубе, ни в одном общественном заведении я не видел портретов главы государства, правительства, министров, английского генерал-губернатора. Почтение к властям – признак дурного тона…»

Моему редакторскому карандашу делать было совершенно нечего. Мне лишь нужно было помочь рукописи в кратчайший срок пройти через весь издательский процесс. Без всяких замечаний она была подписана редакционным руководством к печати, цензура тоже не была против. Уже в мае 1966 года умная, весёлая книга Гранина вышла в свет. Она была иллюстрирована множеством забавных, выразительных рисунков Георгия (Гаги) Ковенчука. Тираж её – 115000 экземпляров – быстро исчез с прилавков магазинов.

Это была моя первая и последняя бесшабашно-безоглядная работа с книгой. Тогда я не мог представить себе, как она аукнется мне четыре года спустя. Здесь стоит ненадолго прерваться и рассказать историю издания, вернее – неиздания другой книги этого же автора.

Через два года главный редактор Лениздата Дмитрий Терентьевич Хренков поручил мне вести новую книгу Даниила Гранина «Наш комбат». Кроме заглавной повести, помнится, в неё вошли рассказ «На Фонтанке» и очерк «Пленные». Во всех произведениях однотомника – жесткая правда о минувшей войне. Мы сделали всё, чтобы рукописи была дана «зелёная улица». Быстро и удачно нарисовал обложку известный ленинградский художник Василий Кустов, без задержки поработали корректоры издательства, главный редактор подписал рукопись к печати.