Неостывшая память - [57]

Такая участь не миновала и меня, грешного. В деканате две добрейшие сотрудницы Екатерина Алексеевна Васильева и Мария Семеновна Лев строго поинтересовались, почему это я пропускаю занятия. Узнав, что по ночам иногда становлюсь грузчиком для пополнения тощей стипендии, оттаяли и неофициально посоветовали переговорить с Ходоровым, дабы он не отмечал меня в кондуитах.

Наши с ним дружеские переговоры, как потом оказалось, ни к чему не привели, меня снова вызвали в деканат и снова настоятельно порекомендовали побеседовать с Ходоровым. И тогда я, вчерашний флотский крепкий паренек, пару раз слегка «прислонил» Сашу к стенке. На сей раз мои аргументы оказались столь убедительны, что отныне во всех представляемых в деканат сведениях прогульщиком я не числился. Тот давний «разговор» tet-a-tet вспоминаю с чувством стыда, ведь Саша был так слаб и беспомощен…

В любую сессию перед экзаменом по любому разделу литературы мы собирались в пустой аудитории вокруг Саши, и он давал мастер-класс. Тут он был в своей стихии: держась за спинку стула, высоко вздернув подбородок, неторопливо и четко излагал сюжеты непрочитанных некоторыми из нас произведений, не забывая анализировать их, словно профессиональный лектор-литературовед. Литературу он знал великолепно, легко ориентировался в сложнейшей проблематике. Вне всякого сомнения, он стал бы блистательным лектором, если бы не досаднейший неисправимый изъян речи. Неудивительно, что университет Саша Ходоров окончил с красным дипломом, а затем столь же успешно аспирантуру Пушкинского Дома, защитил кандидатскую диссертацию.

Шли годы, мы, осевшие в Ленинграде одногруппники, встречались в доме своего старосты. Было шумно, весело, говорили, перебивая друг друга, подтрунивая друг над другом, любуясь и гордясь друг другом, разыгрывали призы. (Однажды мне достался необычный приз – живая черепаха Клёпа, которая прожила у меня много лет). Неизменно на большом столе – вкусная еда, приготовленная добрейшей Сашиной мамой Мариной Михайловной, и разного рода бутылки и бутылочки. Саша никогда не курил, выпивал очень мало – алкоголь ему был решительно противопоказан. Но, как говорится, из компании не выпадал, из общего веселья не выключался. Я же был в те годы отъявленным курильщиком, частенько выходил из-за стола на кухню. Как-то на этой небольшой ходоровской кухне мы беседовали с отцом Саши. Я признался Евгению Иосифовичу, что в Университете отличником мне быть не довелось, водились у меня даже довольно неприятные «хвосты», с которыми боролся изо всех сил. И тут отец Саши меня изумил, сказав, что сын и в школе учился всегда только на пятерки и что он, отец, был бы просто-напросто счастлив, если бы Саша хоть когда-нибудь притащил домой «трояк». Изумление мое, помноженное на только что принятый за столом на грудь сорокоградусный увеселитель, немедленно переросло в твердую убежденность: те немногие мои «хвосты» не так уж позорно-мерзопакостны…

У каждого из нас была своя работа, каждый занимался своим делом. Саша Ходоров – своим, главным в жизни: литературой, точнее – литературной критикой. В периодике Ленинграда регулярно публиковались его статьи, рецензии. Особое внимание уделял он литературе молодых. Известная поэтесса и прозаик Татьяна Алферова с благодарностью вспоминает Александра Евгеньевича Ходорова. Именно он заметил ее самый первый маленький сборник стихотворений «Станция Горелово». Не могу не вспомнить его рецензию, напечатанную в «Вечернем Ленинграде» в октябре 1978 года на поэтическую книгу Светланы Молевой «Ожидание встречи». Тонко и точно проанализировав стихи талантливой поэтессы, он нашел добрые слова и в адрес редактора книги – своего старого товарища, когда-то «прислонившего» его к стене университетской аудитории.

В конце 1980 года я перешел из Лениздата в журнал «Нева», где Саша Ходоров уже был авторитетным сотрудником отдела критики. Через некоторое время он стал во главе этого отдела, вступил в Союз писателей. Работал много и с удовольствием, привлекал к сотрудничеству маститых и немаститых, но непременно талантливых авторов.

Да и сам никогда не находился в творческом простое – многие десятки статей и рецензий опубликовал он в журнале. Сотрудничал и с разделом «Седьмая тетрадь», где царствовал Анатолий Петров. Здесь под рубрикой «Из жизни мордохвостых» появлялись небольшие заметки страстного котофила Александра Ходорова.

Саша и его мама Марина Михайловна трепетно относились к животным. Бездомных они кормили, а некоторые собаки и кошки оставались жить в их квартире. Как-то Саша, узнав, что у нас на даче какой-то негодяй убил нашего любимого кота Гаврика, попросил приехать к ним и посмотреть котенка. Жалобный писк на чердаке услышала Марина Михайловна. Саша полез туда и вернулся с крошечным существом. «Голова и хвост» – вот и все, из чего, по выражению Саши, состоял этот котенок. Мы тяжело переживали смерть Гаврика и решили никогда не заводить животных. Но тут не выдержали – взяли котенка. Назвали Шуриком в честь Саши. Окруженный любовью, он прожил у нас восемнадцать лет.

Когда меня особенно донимал через Обком КПСС какой-нибудь воинствующий графоман-стихотворец, я прибегал к помощи Саши Ходорова. Он писал подробный аргументированный отзыв, который отрезвляюще действовал на нахрапистого сочинителя. В редакции Ходорова называли ходячей энциклопедией. Он действительно знал и помнил то, что мы или уже подзабыли, или вовсе не знали. Стоило задать ему любой вопрос, касающийся литературы, как он, находящийся в непрерывном движении, резко останавливался и, как в студенческой юности, вздернув подбородок, подробнейше объяснял суть проблемы. Мозг его хранил бездну сведений, фактов, дат, имен и фамилий, номеров телефонов…