Неоправданная жестокость - [35]

Он кашлянул.

— Впрочем, я приехал не для того, чтобы читать тебе нотации. Я совсем о другом деле хотел поговорить.

— О чем же?

Андрей переглянулся со Славой.

— Ну, говори быстрее! — Маша нетерпеливо дернула ногой. — Вы так переглядываетесь, словно влюблены друг в друга!

Андрей вздохнул.

— Я хочу поговорить о Светлане.

Маша понимающе, и, как ей казалось, проницательно посмотрела на него. Откинувшись на спинку дивана, положила ногу на ногу.

— Ага. Поняла. Ты хочешь узнать, нет ли у них проблем с Истоминым, и, как любой нормальный мужчина, воспользовавшись шансом, утешить ее в постели. И не говори, что не думал об этом.

— Положа лапу на сердце, думал, — сказал Андрей, передергиваясь (его всегда передергивало, когда он слышал фразу «любой нормальный мужчина» — Андрей не мог избавиться от впечатления, будто при этом имеют в виду какого-то морального урода). — И не раз. Света мне нравится. Я не знаю ни одного мужчину, которому бы она не понравилась.

— Мне она не нравится, — сказал Слава. — Я люблю брюнеток. Правда, жена у меня шатенка.

— В общем, не в этом дело.

— Ну, а в чем тогда? — воскликнула Маша, совершенно изумленная, что могут быть еще причины поговорить о Светлане.

Он рассказал о том, что случилось вчера в «Венеции», и о поведении Светланы.

— Виктор очень беспокоится. Незнакомый мужик в ресторане подошел к Светлане и сказал ей что-то, отчего она впала в депрессию.

Лицо Маши застыло.

— Где был в это время Истомин? — холодно спросила она. — Он видел этого человека?

— Да нет же, говорю тебе! Виктор в туалете разбирался с Литвиновым. Ты что-то знаешь? Я же вижу, что знаешь.

Андрей говорил все с большим волнением в голосе — в глубине глаз Маши он увидел тень страха. Нет, не просто страха — настоящего ужаса.

Маша опустила глаза. Кровь отхлынула от лица, и Андрей готов был поклясться, что кисти рук и ступни ног у Маши сейчас холодные, и ей больше всего на свете хочется выбежать из комнаты.

Она быстро подняла глаза; перевела взгляд с Андрея на Славу. Выпрямилась. Через силу улыбнулась — не так, как раньше, одними губами. Улыбка вышла кривой.

— Маша. — Андрей наклонился, впиваясь взглядом в ее лицо. — Если ты не скажешь, в чем дело, Светлане будет только хуже.

Маша смотрела на Андрея огромными глазами, и стала похожа на растерянную девочку. Как ни был Андрей взволнован, гадкий голос в его сознании все-таки прошептал: «Ага. Вот такой ты мне больше нравишься».

— Я ничего не знаю. — Глаза Маши наполнились слезами. Слава смотрел на нее с прежним усталым недоумением. Трудно было представить, что могло бы стереть с его лица это выражение.

Андрей облизнул губы.

— Это связано с ее прошлым? Что-то, о чем Виктор не должен знать?

Маша, глядя на Андрея блестящими глазами, срывающимся голосом сказала:

— При нем я не могу говорить.

Андрей покосился на Славу. Тот нисколько не обиделся, а смотрел на Машу с видом мудреца, который за свою тысячу лет жизни видел столько человеческих трагедий, что они ему уже смертельно надоели.

— Он в курсе дела. Не считай Славу простым мальчиком на побегушках. Виктор ему доверяет.

Маша вытерла слезы и, хлюпнув носом, сказала уже спокойнее:

— Чем меньше людей будут знать, тем лучше. Это наша со Светой тайна. Только я ее знаю.

Андрей нетерпеливо тряхнул головой.

— Да я ведь потом все равно все Славе расскажу. Думаешь, нет?

— Ты пообещаешь мне молчать.

— Да чего стоят эти обещания молчать? Я ведь знаю, тебе хочется сказать.

Маша вздернула подбородок.

— Хорошо. Я просто боюсь. Этот человек опасен… если это тот, о ком я думаю. Меня он не достанет. Но Света… в большой беде.

— Правильно. И чем больше ее друзей узнает, в какой именно, тем вероятнее шанс, что мы сможем ее защитить.

— Но Истомин все равно не должен знать.

Андрей устало облокотился на спинку дивана. Провел ладонью по лицу.

— Господи, Маша! Я тебя сейчас совсем не понимаю. Как раз Виктор и должен все узнать первым.

Слава, которому надоело слушать их перепалку, спросил:

— В чем, собственно, дело?

— Светлана взяла с меня обещание, что Истомин ничего не узнает, — пояснила Маша деловым тоном. — Она боится, что он ее разлюбит. А я боюсь потерять ее дружбу.

— Мы это прекрасно понимаем, — кивнул Андрей. — Но ничего не поделаешь. Пришла беда — отворяй ворота. Безопасность и счастье Светланы значит больше, чем любовь Виктора и ваша дружба. Придется идти на риск.

— Но получится, что я как бы плету интриги за ее спиной.

— А если ты нам не скажешь, а мы не скажем Виктору, получится, что мы плетем интриги за его спиной. Решайся. Сказала «а», скажи «бэ».

— Бэ, — передразнила Маша. — Ладно. Хоть это и трудно…

Опустив глаза, все сильнее дрожащим голосом она рассказала им все, что знала.

Закончив рассказ, подняла глаза. Мужчины сидели с застывшими лицами. Оба словно приросли к дивану, не смея заговорить или пошевелиться в течение минут трех-четырех. В комнате воцарилась звенящая тишина.

— Ничего себе. — Андрей покачал головой.

— Кто бы мог подумать, — сказал Слава и тоже покачал головой. — Света всегда казалась такой спокойной. А оказалось, что она столько лет таила в душе такой ужас.

— Но мужу женщина о таком даже под страхом смертной казни не расскажет, — сказала Маша.