Неоправданная жестокость - [20]
Павел Сергеевич улыбнулся.
— Ты так уверен, что твой враг — мужчина?
— Ну… — Виктор запнулся.
— Попытайся вспомнить. Может, когда ты был юнцом, в школе или университете какая-нибудь девушка была влюблена в тебя, а ты ей отказал?
Виктор покачал головой.
— Ничего такого в моей жизни не было.
Он встал, с улыбкой пожал Павлу Сергеевичу руку.
— Я восхищаюсь вами, — сказал он. — Когда я рассказал вам, что случилось, вы не испугались и даже не расстроились.
— Потому что и не жду от жизни ничего хорошего. — Павел Сергеевич отпустил руку Виктора, одернул пиджак. — Как там у Шопенгауэра? «Мудрый сделает все, что в его силах, а затем спокойно перенесет все неудачи, которые его постигнут».
Открылась дверь. Оба повернули головы.
Оживленной походкой в кабинет вошла Светлана. На лице ее сияла улыбка.
— Любимые мои мужчины. Вы еще долго секретничать будете?
— Света, — Павел Сергеевич сощурился. — Тебя в детстве стучать учили?
— Папа, — Она обвила его шею руками. — Я в детстве, когда ты в кабинете обсуждал дела, стояла под дверью и подслушивала.
Она отпустила отца и подмигнула Виктору. Павел Сергеевич кашлянул.
— Хорошо, что не подглядывала.
— Ой, папа, ты такой смешной. — Светлана подошла к столу, прислонилась к столешнице бедрами. Сложив на груди руки (при этом она чуть подперла их снизу запястьями, чтобы груди приподнялись и казались больше), она переводила насмешливый взгляд с одного на другого. — Вы оба смешные. Прячетесь от нас с мамой в своем кабинете, будто считаете нас слишком глупыми.
— Мы не считаем вас глупыми, — сказал Павел Сергеевич. — Мы просто стараемся уберечь вас от некоторых вещей. Женщины и дети могут жить иллюзиями, поэтому они так жизнерадостны. Только мы, мужчины, знаем, насколько все хреново — это делает нас такими мрачными и суровыми.
— Ой-ой-ой. — Светлана закатила глаза. — Я уже прям в обморок упала! А по-моему, мужчины не позволяют женщинам присутствовать на своих собраниях, потому что будут все время отвлекаться и думать не о том. Не такие уж и страшные вещи вы обсуждаете. Родильная палата — вот ужас, поверь мне! Там бы вы оба точно в обморок упали.
— Кхм. — Павел Сергеевич подвигал седыми бровями, в замешательстве оглянулся на Виктора. — Может, и так. Ну и что же? Хочешь, чтобы мы все обсуждали при тебе?
— Да нет, я вовсе этого не хочу. — Светлана повернулась к столу, взяла пресс-папье в виде хрустального шара, повертела в руках. — Это все такая скукотища, я зевать буду. Просто вы могли бы…
— Ну да, — перебил Павел Сергеевич. — И детей привести, чтоб сидели и слушали.
— Нет, это ни к чему. — Светлана положила пресс-папье на место. — Мне просто любопытно. Вы закрываетесь в кабинете, и стараетесь, чтоб домашние ничего не знали. Почему? Уж не скрываете ли вы что-то ужасное?
Виктор и Павел Сергеевич переглянулись.
— С чего ты взяла? — спросил Виктор. — И с чего эти нападки?
Светлана округлила глаза, изогнула брови.
— Это не нападки. Я просто спрашиваю. Если вещи, о которых вы так долго говорите, не представляют собой ничего страшного, зачем тогда держать все в секрете?
Она с застывшей улыбкой смотрела на них. После секундного замешательства Павел Сергеевич ответил:
— Это все делается для твоего же блага.
— Я и не спорю. Но, дорогие мужчины, согласитесь, что тайна никогда не бывает хорошей. За тайной всегда прячут что-то ужасное.
— Не понимаю, к чему ты клонишь, — слегка раздраженным тоном ответил Павел Сергеевич. — У вас, женщин, полно секретов. По твоей логике, женщины постоянно занимаются ужасными вещами.
Светлана вздохнула.
— Я говорю, папа, хоть мне и неприятно говорить прямо — что мой дорогой муж, — она покосилась на Виктора. — Уже целую неделю ходит сам не свой. Витенька что-то от меня скрывает. И мне бы очень хотелось знать, что именно. Потому что скрывать что-то от своей любимой жены — неважно, насколько это ужасно, или мерзко, или что-то еще — есть великий грех, и до добра не доведет.
Она теперь прямо и пристально взглянула на Виктора, и во взгляде ее он увидел вызов.
— Не понимаю, зачем ты сейчас подняла эту тему? Мы могли поговорить об этом после годовщины.
— Нет, не после годовщины! — закричала Светлана; лицо ее исказилось и покрылось красными пятнами. — Я хочу разобраться во всем до годовщины! Хочу веселиться в свой день со спокойной душой!
— Ты выбрала неудачный момент для выяснения отношений, — холодно ответил Виктор. — Ты заговорила об этом именно тогда, когда я был меньше всего готов к разговору. Чтобы застать меня врасплох. Начала с лживых любезностей, потом поставила нас с Павлом Сергеевичем в неловкое положение, решив поразить нас своей проницательностью. А теперь загнала меня в угол. Если ты рассчитываешь добиться чего-то таким способом…
— Я хочу услышать от тебя правду.
— Я скрываю от тебя правду… для твоего же блага.
— Да оставь ты мое благо! Неужели ты думаешь, что мое благо — видеть, как сам себя грызешь?
Виктор молча смотрел на жену. Лицо ее смягчилось.
Она подошла к мужу, обвила его шею руками.
— Милый, — с волнением сказала она. — Что ты скрываешь? Ты изменил мне? Ты больше меня не любишь? У тебя другая женщина?
