Неоновые джунгли - [9]

Вообще-то на первый взгляд Яна казалась на редкость простой, открытой женщиной. Того самого деревенского типа... Широкое лицо, открытая улыбка, нормальная бледноватая кожа, здоровые, не то русые, не то каштановые волосы, крепкое, прочное, надежное тело, которое никогда не подведет, серовато-голубоватые глаза. Короче говоря, вроде бы ни то ни се и вместе с тем... все!

Но... но узнав ее ближе, попадаешь под обаяние ее вкрадчивой и жаркой зрелости.

У Яны не было ни особого ума, ни особой реакции. Обычная деревенская женщина: могла таскать тяжелые мешки, как любой мужчина, могла съесть столько, сколько съедает крепкий мужик, могла... короче говоря, могла все, что и все другие люди. И в ней был заложен природный инстинкт любви ко всему доброму, хорошему. Для Гаса она стала совсем неплохой женой. И тем не менее, видя ее озадаченные взгляды, ее частые приступы не совсем понятной раздраженности, можно было сделать вывод: Яна считает, что с ней обращаются не как с законной женой, а скорее как с любимой дочерью!

Однажды к ним в дом пришел человек с лицом клоуна. Толстые ноги, большой живот, узкие плечи, заметная плешь и лицо... лицо, на которое нельзя смотреть без смеха, – кнопка вместо носа, выпученные совиные глаза, громадный искривленный рот с толстенными губами... А выступающий далеко вперед лоб придавал ему какой-то утробный вид. Вид еще не рожденного зародыша. Это был лейтенант Ровель из местного полицейского участка, в ведении которого находился район, где было полно фабрик, темных аллей, дешевых, сдающихся внаем домов, бильярдных, «крутых» молодежных банд, небольших, но почему-то донельзя захламленных общественных парков, кондитерских магазинчиков с музыкальными автоматами... И множество совершенно одинаковых, похожих друг на друга домов-близнецов. «Район вечных проблем» – так его любили называть профессионалы. Район, где каждую минуту происходит что-то криминальное, что-то антиобщественное. Для такого района лейтенант Ровель считался на редкость хорошим полицейским – дотошным, требовательным, циничным, по-своему наглым и абсолютно безжалостным. Он и раньше, когда по каким-то своим делам появлялся в их магазине или в доме, бросал на Бонни любопытные взгляды.

Но на этот раз без предупреждения и голосом, который заставил все остальные разговоры в магазине прекратиться, Ровель заявил:

– Мне надо все знать о каждом, кто переезжает жить в мой район, Бонни. Так лучше нам всем. В частности, мне пришлось посмотреть твое свидетельство о заключении брака, чтобы точно знать твое прежнее имя и проверить твое прошлое по своим каналам. В принципе самая обычная процедура.

Она не могла ни поднять на него глаз, ни тем более с ним заговорить.

– Так вот, Бонни, то, что я о тебе узнал, само собой разумеется, останется строго между нами. Бояться тебе нечего. Скажу только следующее: не появляйся на моих улицах вечером и держись подальше от моих баров, от моих увеселительных заведений! Тогда у нас с тобой все будет в порядке. Никаких проблем у меня, никаких проблем у тебя. Надеюсь, понятно?

В наступившем молчании она услышала, как Гас Варак с глухим стуком вонзил топор в колоду для разделывания туш и вышел к ним из-за длинного мясного прилавка.

– Лейтенант, вы ведь говорите с моей дочерью, не забывайте.

И все-таки что-то в этом клоунском недоделанном лице внушало невольный страх. Его улицы, его бары... Да, такой вполне способен разрушить все то, что, казалось, уже начало выстраиваться! К тому же в зале магазина были и другие, кто слышал их разговор. Уолтер Варак, опустившись на одно колено в узком проходе, помечал бирками консервные банки и ставил их на нижнюю полку. В самом конце прилавка молча стоял Рик Стассен, толстый блондинистый мясник с голубыми глазами...

Она неподвижно сидела у окна своей небольшой комнатки на третьем этаже их дома, прекрасно понимая, что пора возвращаться. Иначе будет еще труднее. Пластинка снова закончилась. Бонни механически протянула руку, сняла адаптер, положила его на крючок и выключила проигрыватель. Его подарили ей на Рождество Гас Варак с Яной... На углу с громким шипением притормозил автобус, очевидно направлявшийся в центр города, туда, где было много-много движения и света, где мало кто помнил – да и не очень-то и хотел помнить, – что здесь происходило вчера или позавчера... Когда-то, совсем недавно, ей уже приходилось кружиться в бессмысленном, неотвратимо засасывающем водовороте точно такого же прилива, и сейчас достаточно было одного толчка, одного самого маленького толчка, чтобы она снова там оказалась, навсегда расставшись со всей этой размеренной добропорядочной жизнью, со всем этим спокойствием, со всеми этими людьми, которые доверяли ей только потому, что один из них имел глупость на ней жениться.

Бонни встала со стула, потянувшись, стряхнула с себя легкую онемелость мышц от долгого сидения в одном положении, прошла по коридору в ванную комнату третьего этажа, включила там свет, внимательно осмотрела свое лицо в висевшем над умывальником большом овальном зеркале. Смотрела и, казалось, отчетливо видела в нем то, что увидел там лейтенант Ровель. Чуть подрагивающие от внутреннего страха уголки полных губ, большие, красивые, серые, но... виновато бегающие глаза. Будто отчаянно пытающиеся скрыть что-то мерзкое, ужасное, непристойное... Она скорчила сама себе недовольную рожицу, достала из кармана губную помаду, слегка подкрасила губы и постаралась сделать рот не испуганным, а намного более решительным, чем тот, каким она его делала все последние месяцы.