Он понял, почему так изменился цвет ее глаз, откуда синева под ними…
Конечно же, Герда плакала. Наверное, много плакала. Может быть, даже и тогда, когда она говорила с ним по телефону, лицо ее было мокрым от слез.
Рихард пробормотал:
— У меня дома тоже не все в порядке… — Подумал немного и добавил: — Тяжело заболел отец. — Потом, положив ладонь на лежащую на столике руку Герды и, сочувственно глядя в ее печальные глаза, заговорил снова: — Мне так хочется утешить тебя, милая Герда! Только знаю, словами, какими бы они ни были, горя не поправишь. Есть раны, залечить которые может только время.
— Спасибо, Рихард, — тихо сказала Герда. — Мы часто по самым случайным поводам произносим слово «никогда». Но истинное его значение познаешь только, когда теряешь близкого тебе, родного человека. Я не помню своего отца, но ведь я знала, что никогда его не увижу. Никогда… И вот теперь — мать. И снова «никогда»! Это… это просто не умещается в моем сознании. — Глаза Герды наполнились слезами. — Пока человек жив, — продолжала она, — всегда остается надежда. Я уверена, твой отец поправится.
«Нет, дорогая, нет! — мысленно произнес Рихард. — Для меня он фактически умер».
Они молча принялись за спагетти, густо посыпанные тертым сыром, запивая их глотками белого, очень терпкого вина. Потом официант принес «капучино» — кофе в длинных, прозрачных стаканах, над которыми возвышались горки взбитых сливок.
— Почему ты вдруг замолчал? — неожиданно спросила Герда.
— Я не могу, Герда, — ответил Рихард, которого ее вопрос не застал врасплох. — Я все время мысленно разговариваю с тобой. Говорю, как рад, что мы снова встретились, что все это время думал о тебе, что уже несколько раз порывался позвонить по телефону, но боялся, понимаешь, боялся!
— Чего же?
— Твоего отказа. Твоих слов: «Позвони как-нибудь в другой раз».
— Теперь я бы уже так не сказала… — задумчиво произнесла Герда. — Похоронив мать и вернувшись домой, я почувствовала себя очень одиноко. И подумала: почему ты не даешь о себе знать?
— Это правда, Герда?
— Я бы не хотела, — чтобы в наших отношениях была ложь.
Рихард ничего не ответил, но с горечью подумал, что все-таки они не совсем откровенны друг с другом. Она… она не до конца говорит ему о своих политических убеждениях, а он скрывает от нее горе, которое его постигло. И тем не менее как хорошо, что они сейчас вместе! Волнуясь, Рихард опять накрыл ладонью лежащую на столе руку Герды.
«Какая у нее мягкая кожа… и рука такая теплая…» — подумал он.
— Не надо, — сказала Герда, — на нас смотрят.
— А мне наплевать, пусть! — горячо произнес Рихард.
Однако Герда убрала руку, несмотря на то, что ей было приятно его прикосновение. «В чем дело? — спросила она себя. — Что со мной происходит?»
Они вышли на улицу. Было еще не поздно, часы Рихарда показывали всего без десяти десять.
— Давай погуляем немного, — предложил Рихард. — Видишь, какой хороший, теплый вечер! Специально для нас…
Он взял Герду под руку и повел в сторону, противоположную той, где стояла ее машина. Герда не сопротивлялась. Движением руки она слегка подтянула рукав своей кожаной куртки, и Рихард смог сжать своими пальцами ее оголившееся запястье. Хотя, судя по всему, они находились далеко от центральной части города, улица была хорошо освещена светом витрин магазинов, неоновыми рекламами…
Неподалеку Рихард увидел какой-то сквер. Между деревьями был виден свет. Очевидно, там располагалось кафе или пивная.
— Пойдем, посидим где-нибудь на скамейке под деревом. — И Рихард повел Герду в сторону сквера.
Герда подчинилась Рихарду столь послушно, что ему показалось, куда бы он ее ни повел, что бы ни предложил, она так же покорно подчинилась бы его желанию. Они уселись на скамье под старой ветвистой липой, и Рихарду захотелось, чтобы ее ветви скрыли его с Гердой от прохожих, от всего мира.
— Герда, — немного задыхаясь от вновь охватившего его волнения, сказал Рихард, — тебе может показаться, что я обманываю тебя, когда говорю, что не могу без тебя, не могу знать, что ты где-то рядом, но невидима и недостижима… Я понимаю, у меня нет никаких прав на тебя, я ни на что не могу надеяться… Да, мы провели долгие часы вместе в самолете. Потом встретились еще, но только один раз. И вот сейчас — это наша третья встреча. Только третья!.. Могу ли я поверить, что у тебя есть какое-то чувство ко мне? И можешь ли ты поверить в мою искренность? И потом, кто я такой? Недоучка, без специальности, без работы, живущий на деньги, которые посылают мне родители. Кому я нужен?
Он не придумывал, не подготавливал слова и фразы, которые произносил, они рождались где-то в глубине души и срывались с его губ как бы помимо воли… Да, так было, и Герда не могла не почувствовать этого.
— Мне тоже хорошо с тобой, Рихард, — тихо сказала она, чуть придвигаясь к нему. И тогда Рихард решился… Он обнял Герду, обнял не сильно, робко, едва касаясь ладонью ее плеча. Так они сидели, не произнеся больше ни слова, точно их души и в самом деле молча разговаривали между собой.
…Больше между ними ничего не произошло. Когда Герда подвезла Рихарда к его гостинице, он, прежде чем выйти, неуверенно сказал:
