Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [96]
Но, конечно, не обошлось в ней и без нелепого вздора, без головокружительной журналистской гиперболы и оголтелой фантастики. Помню описанную там сценку, выдуманную, конечно, автором повести очень неудачно. Вряд ли он консультировался по поводу описанного эпизода не только с геологом, но и просто с человеком, хотя бы поверхностно знакомым с элементарной физикой. Не исключено и то, что в погоне за сенсационной эффектностью сценки автор сознательно пренебрег правдоподобностью рассказа. Сергей Дмитриевич вышел будто бы утром из палатки, чтобы умыться в чистых прозрачных струях реки и вдруг, всматриваясь в отражение своего лица, увидел желтые пятна, которые будто бы оказались золотыми самородками, видневшимися сквозь прозрачную воду.
В той же повести рассказывалось и о том, что С. Д. Раковский, будучи студентом юридического факультета университета (кажется, Иркутского), отправился в составе артели старателей на Алдан, когда там была открыта золотоносность и началась золотая лихорадка. Оттуда он и отправился на Колыму в 1928 году, чтобы принять участие в первой экспедиции Билибина.
В какой-то степени эта повесть повлияла на наше с братом Волей решение ехать на Колыму, подтолкнула его. Когда я работал на Лазо, то слышал, что он работает на базе дальних разведок Северного управления, преобразованной тогда в Западное управление.
Помню, тогда кто-то рассказывал, что жена Раковского Анна Петровна говорила кому-то, что они живут на Колыме уже 15 лет, и мне тогда казалось, что это очень долго, потому что мы к тому времени трудились там только 5 лет.
Геолог. В 1920 г. поступил в Иркутский политехнический институт.
В 1923 г. работал старателем на Алдане; с осени 1926 г, — прорабом в гостресте «Алданзолото»; затем — начальником разведрайона. Принял участие в Первой Колымской экспедиции. 12 июля 1929 г. в ручье, названном им Юбилейным, в Среднеканском районе Раковский лично обнаружил промышленное золото. В 1943 г. работал начальником ГРО Тенькинского ГПУ. На Колыме — до 1959 г. Первооткрыватель колымского золота. Лауреат Сталинской премии 1946 г. Награжден орденами и медалями СССР.
Одновременно с назначением нашим начальником С. Д. Раковского И. Е. Драбкин освободил должность главного геолога ТГПУ в связи со своим назначением заместителем начальника горного управления по олову. Теперь в нашем управлении стало уже два оловянных рудника, увеличилось количество и золотых приисков. Поэтому управлять выросшим производством стало труднее и понадобился специальный помощник по олову. А Драбкин, как известно, был специалистом по олову, во всяком случае, считался таковым на том основании, что почти два года возглавлял разведку Бутугычагского месторождения и разведал его хорошо.
Я никогда не пытался уточнить, что стало причиной этих перестановок. Не думаю, что причиной ее была необходимость учредить должность заместителя начальника горного управления по олову, потому что эта должность просуществовала недолго и в начале будущего 1944 года была упразднена, и Драбкин удалился из нашего управления. Не исключена, впрочем, и возможность того, что он не справился со своими обязанностями заместителя. Но, как бы то ни было, главным геологом ТГПУ стал теперь Н. П. Аникеев.
Все выглядело так, как будто Драбкину выдумали должность заместителя по олову только для того, чтобы освободить место начальника ГРО для С. Д. Раковского.
Непосредственное отношение к приезду в Усть-Омчуг С. Д. Раковского имел и неудачный дебют нашего Бобы Евангулова на клубных подмостках. Дело в том, что жена С. Д. Раковского была любительницей драматического искусства и постоянно участвовала в работе драмкружков. Поэтому и жена Евангулова Елизавета Афанасьевна тоже стала принимать участие в этом кружке и побудила к тому же мужа.
И вот когда драмкружок принялся разучивать пьесу Г. Ибсена «Кукольный дом» («Нору»), он взялся играть в ней роль адвоката-шантажиста Крогстада. Я не знаю, почему на репетициях не обратили внимания на то, что роль ему совершенно не дается, но он участвовал в этой роли и в спектакле и выглядел там белой вороной среди других, тоже не блестящих самодеятельных артистов. Он никак не мог справиться со своим голосом, говорил совсем не подходящим тоном, не мог добиться, чтобы звучали интонации, соответствующие содержанию его речей. Впрочем, казалось, что он совсем и не стремится к этому.
В нашей поселковой газете, которая называлась тогда «Большевик», была напечатана рецензия на эту постановку, где говорилось, что ему вначале роль не давалась, а потом он будто «вошел в образ». Это было искажение фактов. Он до конца спектакля портил своим присутствием на сцене всякое впечатление от игры всех других участников.
Впрочем, неудачный дебют возымел свое действие и заставил злосчастного артиста отказаться от дальнейших попыток снискать себе славу на клубной сцене. Но это могло произойти и против его воли. Могли и другие члены кружка, которым вряд ли понравилось, что «Нору» так испортило участие в постановке этого дебютанта, выразить протест против его участия в постановках. В дальнейшем он продолжал ежегодно на смотрах художественной самодеятельности выступать с декламацией стихов В. Маяковского. Делал он это хорошо и успешно соревновался в этом деле с Н. П. Аникеевым, который, однако, на сцену не выходил, а читал стихи только в кругу близких знакомых.
