Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [93]

Жаль было, что при этом под штукатуркой бесследно исчезали особенности построек. Красивые, отлично срубленные в угол из окантованных, отесанных бревен первые постройки поселка с гладкими, ровными стенами становились совершенно такими же, как и срубленные «в лапу» или построенные «в забирку», то есть так, как строят конюшни, хлевы и скотные дворы. Правда, последние от этого сильно выигрывали и становились гораздо более приличными.

А в поселковой столовой продолжала висеть нарисованная кем-то из художников-заключенных масляными красками, очевидно, еще в 1940 году картина, на которой были изображены та же столовая, только что построенная с неоштукатуренными блистающими свежей желтизной и пахнущими смолой бревенчатыми стенами. На картине, которая в первые годы войны мне очень нравилась, были изображены и ближайшие к столовой постройки, кажется, почта, магазин и особняк начальника Теньлага, а также еще невыкорчеванные пни от спиленных перед столовой лиственниц и много еще живых зеленых лиственниц вокруг. Нарисовано все было очень хорошо и очень похоже на натуру, которую в первые годы моих посещений столовой можно было наблюдать. Впрочем, пни перед столовой мы выкорчевали еще в начале осени 1941 года, в 1942 году исчезли деревья, а в 1943 году неузнаваемо изменились и столовая с покрытыми штукатуркой белеными стенами, и другие постройки.

У меня сохранился снимок, сделанный Евгением Николаевичем Костылевым, на котором запечатлен момент выкорчевывания большого лиственничного пня вручную на месте, где потом был построен дом полевиков № 3. Происходило это на воскреснике в середине мая 1942 года. На снимке можно опознать меня, Михаила Георгиевича Котова и Льва Федоровича Сиверса, а также спины Н. П. Аникеева и И. Е. Драбкина. Кроме того, видны еще неопознанные: спина, возможно, принадлежащая Г. Кустову, и фрагменты неизвестных фигур.

Я поселился в одной комнате со старым знакомым еще по 1939 году на Игандже Юрием Владимировичем Климовым. Окна нашей комнаты еще не были остеклены, хотя температура уже устойчиво перешагнула через ноль градусов. Стекла мы заменили пока листами восковки, которые кнопками прикрепили к раме. На ночь окно закрывали еще деревянным щитом, вставляемым изнутри и укрепляемым перекладиной. Восковка пропускала достаточно света в комнату, но только сквозь нее ничего не было видно. Впрочем, через не очень продолжительное время нам вставили и стекла.

Рабочего помещения для камеральной обработки материалов у нас в это время не было, потому что хозяином здесь было ТГПУ, и оно изволило недавно забрать то помещение, которое два года назад нам предоставило. Поэтому все начальники партий работали на дому, а в управление все же ходили для того, чтобы перевесить свой табельный номер с гвоздя на гвоздь, два раза в день — в 9 часов утра и в 6 часов вечера. После того как номерки были водворены на доску утром, мы шли домой, выкладывали свои полевые материалы на столы и принимались за работу. Для чего производилась эта нелепая процедура с номерками, вряд ли кто-нибудь из начальства смог бы удовлетворительно объяснить. Ведь перевешенный номерок никак не смог бы предотвратить нарушение трудовой дисциплины, например, если бы человек захотел поспать без отрыва от производства. Ведь сделать это дома было достаточно каждому, и этого ни в какой степени не смог бы предотвратить перевешенный с гвоздя на гвоздь номерок.

Наша комната была одной из выходящих окнами во двор или, лучше было бы сказать, «не на улицу», потому что никакого двора там не было. Справа от нас был узкий выход во двор, по другую сторону которого находилась общая кухня, а напротив нее — парадный подъезд — выход на улицу. По другую сторону от нашей комнаты жили прорабы и коллекторы: Рудаков, Семенов, Михоланов. В комнате напротив нашей жили начальники партий С. С. Герасименко и А. П. Чекалов. В конце коридора направо жил Дмитрий Павлович Асеев, производивший в этом году детальное опробование гидросети где-то внизу на Бахапче; в другом конце коридора были две квартиры по две комнаты, в одной из которых жил С. И. Кожанов с семьей, в другой — В. Ф. Коновальцев. Где-то жил и Петр Николаевич Спиридонов, тоже с семьей.

Я теперь не посещал столовую, так как питался у брата. Поэтому там же я проводил и большую часть свободного от работы времени.

Однажды темным зимним утром на нашу комнату было совершено покушение. Злоумышленники, зная распорядок нашего дня, решили использовать для налета наше отсутствие в комнате, когда мы оба удалялись для ритуальной процедуры перевешивания номерков. Но они плохо изучили запоры или были неопытны и самонадеянны настолько, что считали возможным сломать дверь с врезанным внутренним замком при помощи большого плоского напильника. Но, как и следовало ожидать, напильник не выдержал такого напряжения и сломался, тогда как дверь осталась невредимой. Обломок напильника длиной до 6 см остался в пазу двери.

Я сначала удивлялся тому, что у человека оказалось достаточно силы, чтобы сломать напильник, но потом понял, что взломщик, вероятно, надел на напильник отрезок трубы и поэтому думал, что в его руках особенно мощное орудие для взлома двери, но мощи его хватило лишь на то, чтобы сломать напильник.