Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [51]

Украденное масло и сахар они спрятали на разведочной линии в снегу возле выкладок проходок и долго не признавались, где оно. Потом решили вернуть лишь часть украденного, так как они успели разделить его на части, когда прятали.

Прорабом участка был один из участников Халхингольских боев с самураями. Он много успел рассказать мне, когда другие ездили за оставленным грузом. Рассказывал о том, что от их роты осталось в живых лишь несколько человек, о японских поджигателях танков, действовавших бутылками с бензином, и о прочем, чего я уже не помню.

О том, что нам теперь делать, когда мы уже лишились транспорта, раздумывать не приходилось. Было ясно, что нужно не сидеть и не ожидать, когда появится транспорт. Нужно было действовать. Решили оставить груз там, где находились, на Омчакском разведочном участке с тем, чтобы его вывезли, когда начнут ходить конные транспорты, а самим отправиться дальше в пешем строю, захватив с собой только полевые книжки, дневники, карты и продукты на дорогу. Так и сделали и, захватив с собой по маленькой круглой буханке, по банке консервов и упомянутые материалы, двинулись дальше.

Шагали бодро, но зимний день короток, и мы вынуждены были остановится на ночлег, выйдя в долину Теньки где-то вблизи устья ручья Буденного. Сидели возле большого костра, но спали урывками только некоторые. Я этого не мог себе позволить без теплой одежды, в телогрейке на 35-градусном морозе.

Возобновили свой путь мы еще в темноте, доев остатки консервов и хлеб. Шли с намерением достигнуть в этот день Сарапуловской базы. Но нам не повезло. Новая неудача подстерегала нас. При переправе через узенькое русло Теньки Турко, тащивший свои чемоданы с пожитками и потому нагруженный больше всех нас, вместе взятых, вместо того чтобы быстро пройти с берега на берег, вступил на переброшенную через русло и вмерзшую в лед жердь. На ней он стал для чего-то испытывать прочность жерди и льда, вместо того чтобы идти не останавливаясь. Для этого он на середине русла остановился, присел два раза и быстро выпрямил ноги. Переправа рухнула, и он оказался выше колен в воде на 35-градусном морозе. Пришлось немедленно развести костер, чтобы он мог переодеться в сухое. Если бы такой же случай произошел с кем-нибудь другим, то ему не во что было бы переодеться, так как ничего ни у кого из нас с собой не было, но Турко тащил с собой в отпуск весь свой гардероб, и потому это не было для него проблемой. Правда, вместо намоченных щегольских торбасов ему пришлось надеть какие-то фасонистые хромовые сапоги, а в них тогда было ему, должно быть, нежарко.

Поэтому мы были вынуждены остановиться на ночлег совсем рано, добравшись только до устья ручья Игуменовского, где стоял барак. Дальше нам идти было нельзя, потому что Турко отморозил бы при этом себе ноги. У нас совсем не было продуктов, но в бараке мы нашли полмешка овсяной крупы, соль и селедку. Поужинали и выспались всласть в теплом помещении в последний день, пройдя еще 14 километров, добрались до Сарапуловской базы. Там все остались отдыхать на пару дней, чтобы отъесться, а мы с Авраменко, отдохнув до вечера и переночевав, утром пошли дальше, вскоре перебравшись через Теньку, добрались до нового участка дороги, которого в прошлом году еще не было.

По ней мы как-то быстро прошагали километров 16 и оказались на 223-м километре, где я был очень обрадован, пристроившись без промедления на попутный грузовик, идущий до Бутугычага, и через полчаса был у брата на руднике.

Еще через пару дней я прибыл без новых приключений к себе «домой» на Иганджу. Приключение, впрочем, у меня в дороге было. Когда я дремал в столовой на 169-м километре, у меня украли мешочек с тремя десятками вкусных пирожков с мясом, которые напекла Лиля, и рукавицы. Жаль было пирожков.

Опять на Игандже

Наступала вторая зима на Игандже, или третья колымская зима. Нужно было приниматься за камеральную обработку материалов. Но мои коллекции еще не были доставлены на Иганджу, и начальство поручило мне продолжать и заканчивать ту работу, которую я выполнял весной по поручению Б. Л. Флерова, по россыпи Бутугычага.

В поселке я застал некоторые перемены. Выстроили новый, уже второй дом ИТР, таких же размеров, как и первый. Он был тоже одноэтажный, из 20 комнат, расположенных по обеим сторонам длинного коридора, проходящего из конца в конец, и с общей кухней против «парадного подъезда». В этом доме я и поселился вместе с геологом П. Н. Котылевым в комнате размерами 3×4 метра, предпоследней направо по коридору в правом крыле.

Была построена и камералка для полевиков, хотя и временная, наподобие барака таежного типа, но все же достаточно просторная, теплая и светлая. В ней было гораздо удобнее работать, чем в палатках, где мы жили и работали годом раньше. Я не измерял ее даже шагами, но приблизительно размеры ее составляли 5×8 метров.

В средней части одной из узких стен камералки была одностворчатая входная дверь, по сторонам которой стена была занята широкими стеллажами для геологических коллекций, располагавшимися от пола до потолка. Остальные три стенки, прорезанные, кажется, 8 окнами, были заняты неподвижными стеллажами, заменяющими столы и имевшими соответствующую высоту. Стояли стулья и табуретки.