Неофициальная история крупного писателя - [42]

Шрифт
Интервал

Гости один за другим произносили точно в полусне:

— Черт возьми, оказывается, слухи-то были пра­вильными!

— Не думал я, что все случится так внезапно!

Писатель тоже бормотал, но про себя. Он думал, то в этот решающий, переломный момент истории очень многое, вплоть до жизни или смерти, будет за­висеть от внешних проявлений человека. И он сказал:

— Если бы «банде четырех» дали разгуляться до конца, это означало бы гибель Китая!

Остальные гости, казалось, не восприняли его сен­тенцию. Тогда Чжуан Чжун решил продолжить:

— Мы должны прислушиваться к Центральному Комитету партии, овладевать инициативой, прояснять позиции и точки зрения и быстрее действовать!

С этими словами он немедленно испарился из ресторана.

Дома он первым делом сорвал со стены свою фо­тографию вместе с Цзян Цин и с невероятной скоро­стью превратил ее в мелкие клочки, которые тут же спустил в уборную. Конечно, уничтожая фотографию, писатель все еще терзался некоторыми сомнениями: а вдруг он снова попал впросак и руководящая чет­верка благополучно здравствует? Вдруг слухи об их свержении инспирированы каппутистами или самой чет­веркой, решившей запустить пробный шар и выявить всех своих врагов? Выманить, так сказать, змей из пещеры, загнать в одну сеть и там перебить? Если это так, то его пьеса «Решительный бой» может быть немедленно поставлена, а сам он сохранит славу круп­ного писателя и будет по-прежнему сочинять свои об­разцовые пьесы. Правда, тогда ему придется попла­титься за уничтожение фотографии.

Тем же вечером, услышав по радио официальное сообщение, он посмеялся над собственными сомнениями и вновь обрадовался: как интересна и необычна судь­ба этой фотографии, как точно он выбрал момент для ее изничтожения! Сделать это днем раньше или позже было бы принципиальной ошибкой. Он испы­тывал почти эстетическое наслаждение от своей про­зорливости. Когда-то, в даосском трактате «Волшебные изменения в великой пустоте», он прочел такую надпись:

Когда ложное становится истинным, истинное становится ложным.
Где пустое превращается в полное, полное превращается в пустое.

Но о том, какой еще опыт извлек из книг и из жизни наш редкий писатель, позвольте мне рассказать вам дальше.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

Среди победоносных кличей слышится истошный вопль. Герой, неся на обнаженных плечах вязанку терновника, изливает свой гнев и решимость

По всей стране проходили демонстрации, приветст­вующие свержение преступной «банды четырех». Кри­ки людей гремели, как рев морского прибоя, как эхо в горах, доходящее до самого неба. Но если бы чи­татель в тот день был среди демонстрантов, он непре­менно услышал бы особенно резкий крик, доносивший­ся из колонны деятелей литературы и искусства. Этот крик начинался в тот самый момент, когда стихали другие лозунги, и привлекал всеобщее внимание. Ав­тором его был, конечно, Чжуан Чжун. Люди — в осо­бенности те, кто знал его,— смотрели на него с не­доумением, а Чжуан, кипя от праведного гнева, кричал:

— Эти негодяи натворили слишком много зла! Надо содрать с них кожу, вытянуть из них жилы, разру­бить их на мелкие кусочки! Только так они смогут от­ветить за все свои преступления...

— Ого! — насмешливо воскликнул один парень.— Смотрите, как разбушевался наш редкий писатель, как сильно в нем чувство классовой ненависти!

Но не успел он промолвить это, как Чжуан Чжун, яростно округлив глаза, заорал:

— Хватайте ее!

Все опешили, никто не понимал, кого нужно хва­тать. Тогда Чжуан бросился в толпу и, указывая на красивую женщину, повторил:

— Хватайте ее! Это любовница Вэй Тао! И она еще посмела прийти сюда!

С его точки зрения она была по крайней мере шпи­онкой. Он кинулся к ней, но один из солдат, охраняв­ших порядок, остановил его. Чжуан Чжун недовольно пробурчал:

— Мы не можем проявлять мягкотелость! Надо уничтожить все это отродье...

— Чем разоряться тут, лучше бы на себя в зер­кало посмотрел! — оборвал его кто-то. А один высо­кий старик добавил:

— Глядите, как быстро он действует, как мгновен­но поворачивается. Всегда-то он прав, вечно в выиг­рыше! Это же блестящий образец, у которого нужно учиться...

Писатель немного опечалился, так как усмотрел в этих словах насмешку. Впрочем, среди сотен и ты­сяч всегда найдутся отсталые люди, которые не могут жить без злословия. Успокоив себя таким рассужде­нием, он презрительно взглянул на старика, гордо вы­прямился и продолжал свои вопли, звучавшие гораздо громче, чем крики остальных.

Через несколько дней власти прислали специаль­ную комиссию, которая должна была инспектировать деятельность группы образцовых пьес. У Чжуан Чжуна при этой вести похолодели руки и ноги, но потом он подумал, что ничего страшного тут нет. Ведь он тво­рил под жесточайшим гнетом преступной «банды че­тырех», а известно, что если все гнездо переворачи­вается, то целого яйца не найдешь. Что я — святой или гадатель, чтобы предвидеть, что шестого октября тысяча девятьсот семьдесят шестого года эта банда будет изловлена? Но как бы там ни было, а есть опасность, что его начнут прорабатывать на собра­ниях, что осуществится видение, которое так напугало его в день, когда он лакомился бараниной. Как же отвести беду, как миновать ее? Он снова подумал о своем добрейшем учителе Вэй Цзюе, который на­верняка связан с этой комиссией. Правда, наш писатель слегка провинился перед ним, но продемонстри­рует всю мыслимую скромность и придет просить прощения, что называется, с вязанкой терновника на плечах


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.