Неофициальная история конфуцианцев - [250]

— А если бы я дал вам деньги, а вы, почтеннейший папаша, их истратили? Ведь вы вернули бы их?

— Ерунду городишь! Ты должен платить! Когда я тратил твои деньги?

— Но если бы у свиньи не было головы, разве пришли бы ко мне требовать деньги?

Убедившись, что зять потешается над ним, тесть схватил клюку и бросился на него. Слепой, ощупывая дорогу, подошел ближе, чтобы разнять их.

— Господин! — вскричал тесть, весь трясясь от гнева, — что это только за человек! Говорю ему, а он несет какую-то чушь! Как тут не выйти из себя?

— Папаша, никакими глупостями я не занимаюсь. Вина не пью, на деньги не играю, с женщинами не путаюсь. Каждый день за столиком для гадания читаю стихи. Что же в этом плохого? — возмутился зять.

— Но ты не кормишь свою жену и обременяешь мою семью. Разве у меня есть деньги, чтобы кормить ее!

— Если вам не нравится, что она вышла за меня, возьмите ее обратно!

— Негодная тварь! — закричал старик, — что ей делать у меня?

— Найдите ей нового мужа. Вот и все.

— Поганый раб! — вопил старик. — Как хорошо, если бы ты подох или остригся в монахи!

— Умереть — это сразу не выйдет. А вот в монахи я завтра же могу уйти.

— Смотри, я завтра проверю.

Слепой долго слушал эту пустую болтовню, о которой образно говорят: «В зале вместо картин повесили циновки». Потом он вернулся и, нащупывая дорогу посохом, тихо ушел.

На следующее утро сын Чэнь Хэ-фу остриг волосы и вместо шляпы простолюдина, которую он продал, натянул на голову монашеский головной убор. Он пришел к тестю и, сложив ладони рук, промолвил:

— Почтенный отец, бедный монах сегодня расстается с вами.

Сначала тесть опешил, потом из глаз его потекли слезы, и он начал укорять зятя. Но, поняв в конце концов, что делать больше нечего, он велел ему написать бумагу, в которой тот отказывался от его дочери и передавал ее отцу.

С того времени монах Чэнь остался один и зажил привольно, как говорит пословица: «Без жены на душе легко, а если и мясо есть — все дела сворочу». Каждый день на деньги, вырученные от гадания, он покупал мяса. Наевшись до отвала, он садился на мосту Литературной Добродетели за свой гадательный столик и принимался читать стихи.

Прошло полгода. Как-то к нему пришел Дин Янь-чжи, товарищ по гаданию.

— Когда ты купил эти стихи? — спросил он, увидев в руках Чэня книгу.

— Дня четыре назад, — ответил тот.

— Эти стихи сложили на озере Шея Иволги в тот год, когда Ху Третий устроил на этом озере большой пир и пригласил на него известных ученых: Чжао Сюэ-чжая, Цзин Лань-цзяна, Ян Чжи-чжуна, Куан Чао-жэня и Ма Чунь-шана. Они слагали стихи на определенную рифму. Я еще помню, что Чжао Сюэ-чжаю досталась рифма «ци». Стихотворение начиналось словами: «Озеро словно шея иволги. Вечернее солнце опустилось». Эта строка послужила темой. К ней стали присоединять фразу за фразой, не затрагивая тему о пирах в других местах.

— Обо всем этом надо спрашивать у меня. Откуда тебе знать? — пренебрежительно бросил монах Чэнь. — Хозяином пира на озере Шея Иволги был вовсе не Третий Ху, а третий и четвертый сыновья наставника Лоу. В то время мой покойный отец был на короткой ноге с братьями Лоу. На этом пиру присутствовали мой отец, господин Ян Чжи-чжун, Цюань У-юн, Ню Бу-и, Цюй Шэнь-фу, Чжан Железная Рука, двое хозяев и сын господина Яна — всего девять человек. Об этом сам отец говорил. Мне да не знать!

— Что же, по-твоему, стихи за господина Чжао Сюэ-чжая и Цзин Лань-цзяна кто-нибудь другой написал? Ну, подумай, ты бы мог их написать? — спросил Дин Янь-чжи.

— Ты заблуждаешься! Эти стихи Чжао Сюэ-чжай написал на озере Сиху, а не на озере Шея Иволги.

— Но там же ясно сказано: «Озеро словно шея иволги». Почему же ты говоришь, что он написал их на другом озере? В этой книге собраны стихи, написанные многими знаменитыми людьми. Вот, к примеру, Ма Чунь-шан. Он никогда не умел писать стихи. Откуда же взялось у него стихотворение, помещенное в этой книге?

— Какая чушь! Ма Чунь-шан и Цюй Шэнь-фу сочинили уйму стихов. Хотя откуда тебе знать это!

— Я их не видел, а ты, конечно, видел! Откуда тебе знать, что на том пиру никто совсем и не писал стихов! Ничего не знаешь, а споришь!

— Ерунду ты несешь! Разве возможно, чтобы известные люди, собравшись на пир, не писали стихов! Судя по твоим словам, твой отец и не присутствовал тогда на озере Шея Иволги, а если он присутствовал, то, значит, был известным человеком, и, значит, ты не его сын.

— Что ты болтаешь! — рассвирепел Чэнь. — Кто в Поднебесной осмелится назвать чужого человека своим отцом!

— Чэнь Сы-юань, пиши-ка лучше свои стихи и не выдавай себя за сына господина Чэнь Хэ-фу!

Монах окончательно рассвирепел.

— Молокосос, с кем ты разговариваешь? Выскочка, прочитал несколько стихов Чжао Сюэ-чжая и своим поганым языком стал осквернять имена известных людей!

— По-твоему, я не имею права говорить о них? — вскочил Дин Янь-чжи. — Подумаешь, какой известный человек выискался!

Отчаянно ругаясь, они схватились за воротники и стали дубасить друг друга. Монах получил несколько затрещин, и его бритая голова сильно разболелась. Когда они, догоняя друг друга, оказались на середине моста, монах, прицелившись, решил столкнуть своего противника в реку, но Дин Янь-чжи изловчился, пнул его ногой, и тот, отчаянно крича, кубарем покатился под мост.