Неофициальная история конфуцианцев - [11]

— Вон там, в двух полетах стрелы отсюда, есть озеро Цимаоху. Берега его покрыты зеленой травой. Ивы толщиною в обхват дают прохладу. Все туда гоняют своих волов. Если они хотят пить, то идут на озеро. Паси там и никуда не отлучайся. Останешься доволен: питание — два раза в день, да еще в придачу каждое утро будешь получать по два цяня[4] серебра на лакомства. Только старайся, не отлынивай от работы.

Мать поблагодарила соседа за беспокойство и собралась домой. Ван Мянь проводил ее до ворот. На прощанье мать поправила его одежду и сказала:

— Сынок, будь осторожен в чужом доме. Не допускай, чтобы люди говорили о тебе плохое. Пораньше выходи в поле, позднее возвращайся. Смотри, чтобы я не беспокоилась за тебя.

Ван Мянь обещал в точности выполнять наказы матери, и она ушла, сдерживая слезы. С этого дня Ван Мянь стал пастухом у Циня. Каждый вечер он возвращался домой. Если у хозяина жарили рыбу или мясо, он завертывал свою порцию в лист лотоса и относил матери. Деньги, которые давали ему на лакомства, он не тратил, а копил их в течение месяца-двух, а потом, улучив свободную минуту, бежал в школу и покупал у приходивших туда книгонош древние книги. Каждый день, спутав вола, он садился в тени и погружался в чтение.

Быстро пролетели четыре года. За это время книги открыли перед Ван Мянем совершенно новый мир. Как-то в душный летний день, в ту пору, когда уже начали созревать сливы, Ван Мянь, устав ходить за волом, опустился в изнеможении на траву. Вскоре все небо заволокло тучами, и грянул ливень. Но он быстро утих, черные тучи с белой каемкой по краям рассеялись, выглянуло яркое солнце, от лучей которого все озеро, казалось, окрасилось в пурпурный цвет, а холмы вокруг — в синие, фиолетовые, зеленые тона. Листья, омытые дождем, засверкали изумрудом. С бутонов лотоса стекали капельки чистой воды и, падая на листья, рассыпались подобно жемчугу. При виде всего этого Ван Мянь невольно подумал: «Еще древние говорили: «Природа, окружающая человека, будто нарисована на картине». Как это правильно! Жаль, в наших местах нет ни одного художника, который мог бы нарисовать эти лотосы. Однако на свете нет непостижимого, — продолжал рассуждать Ван Мянь. — Почему бы мне не попробовать?»

В этот момент вдалеке он увидел фигуру простолюдина, который нес на коромысле короба с продовольствием, а в руках держал бутыль с вином. Один короб был покрыт ковриком. Подойдя к ивам, человек расстелил его на земле и открыл короба. К нему подошли трое в высоких квадратных шляпах[5]. Один из них был в дорогом халате из голубого шелка, остальные — в черных халатах. На вид каждому из них было лет сорок — пятьдесят. Все трое медленно приблизились, обмахиваясь белыми бумажными веерами. Толстяк в голубом, вероятно, был хозяином. Он занял хозяйское место и стал разливать вино.

Когда все немного закусили, толстяк сообщил:

— Возвратился господин Вэй. Он купил себе дом еще больше, чем его особняк в столице на улице Чжунлоуцзе, и заплатил за него две тысячи лянов[6] серебра. Хозяин, польщенный тем, что продает дом такому важному господину, уступил ему несколько десятков лянов в расчете на будущее. Десятого числа прошлой луны Вэй переехал в новый дом, и к нему с поздравлением пожаловали сам правитель области и начальник уезда. Они пили вино у господина Вэя до второй или третьей стражи[7]. Кто же ему теперь не будет оказывать уважения?

— Начальник уезда в год Жэнь-у[8] стал цзюйжэнем[9], — вставил худощавый, — и считается учеником господина Вэя. Он обязан поздравить его.

— Мой сват тоже его ученик. Сейчас он назначен начальником уезда в провинции Хэнань, — сказал толстяк. — Вчера мой зять принес мне в знак уважения два цзиня[10] сухой оленины. Вот посмотрите, она здесь на тарелке. Когда он поедет обратно, я попрошу, чтобы сват написал мне рекомендательное письмо, и я нанесу визит господину Вэю. Если он ответит мне визитом, то наша деревенщина уже не посмеет выпускать своих ослов и свиней на наши поля.

— Господин Вэй прославленный ученый, — заметил опять худощавый.

— Говорят, когда он уезжал из столицы, сам император провожал его за городскую стену, — произнес человек с усами. — Некоторое время они рука об руку шли вместе, и император сел в паланкин только после того, как господин Вэй несколько раз попросил его об этом. Как же ему не быть большим чиновником?

Трое неизвестных продолжали беседовать. Стемнело, и Ван Мянь погнал вола домой.

С этого момента Ван Мянь перестал тратиться на книги. Он попросил одного человека купить ему в городе краски и стал учиться рисовать лотосы. Сначала у него ничего не получалось. Но прошло месяца три, и он уже мог передать нежность и красоту лотосового бутона. Не будь бумаги, цветы можно было бы принять за живые. Казалось, они только что сорваны на озере и приклеены на бумагу. Услышав о его искусстве, односельчане повадились ходить к нему за рисунками. На вырученные деньги Ван Мянь накупил подарков матери.

От одного к другому, от другого к третьему — слава о его мастерстве распространилась по всему уезду Чжуцзи. Люди наперебой раскупали его картины. Когда Ван Мяню исполнилось восемнадцать лет, он ушел от старого Циня и целиком посвятил себя искусству. Каждый день он рисовал картины, читал стихи и сочинения древних. Денег от продажи картин вполне хватало на одежду и еду, и мать не могла нарадоваться, глядя на сына.