Неофициальная история конфуцианцев - [12]

Ван Мянь от природы был наделен недюжинными способностями. Ему не исполнилось и двадцати лет, а он уже постиг астрономию, географию, классиков древности и историю. Однако по своему характеру он не походил на других. Он не стремился к чиновничьим должностям и титулам, ни с кем не водил дружбы и целыми днями читал свои книги, запершись в доме. Как-то среди чуских стихов[11] он увидел портрет Цюй Юаня[12] и решил сделать себе такие же, как у него, высокую шляпу и просторную одежду. В погожие дни он запрягал вола в повозку, усаживал в нее мать, а сам, надев высокую шляпу и облачившись в широкий халат, брал в руку плеть и, распевая песни, шел рядом с повозкой по улицам деревни и по берегу озера. Деревенские ребятишки со смехом бегали следом за ним, но Ван Мянь не обращал на них никакого внимания… Его сосед, старый Цинь, хотя и был простым крестьянином, но обладал умом. Он знал Ван Мяня с детства и, чувствуя, что тот чем-то отличается от окружающих, еще сильнее любил и уважал его. Старик всегда был ласков с ним и часто приглашал к себе в дом.

Однажды, когда они сидели вдвоем и беседовали, в комнату вошел человек в синей полотняной одежде и шляпе простолюдина. Старый Цинь приветствовал вошедшего и после церемоний уселся рядом с гостем. Это был Чжай — уездный ярыжка и торговый агент. Старший сын Циня — Да-хань, назвал его нареченным отцом, и поэтому Чжай часто навещал своих деревенских родственников.

Старый Цинь торопливо приказал сыну вскипятить чай, зарезать и сварить для гостя курицу, а Ван Мяня попросил разделить трапезу. Гости представились друг другу.

— А, вы и есть тот самый уважаемый Ван, что так искусно рисует цветы! — воскликнул Чжай.

— Откуда ты это знаешь? — спросил его старый Цинь.

— Кто же в уезде не знает об этом? — удивился Чжай. — На днях наш господин уездный захотел, чтобы ему нарисовали двадцать четыре картины с цветами, чтобы послать их начальству в подарок. Устроить это он поручил мне. До меня дошла слава о господине Ване, я направился к нему и по пути завернул к тебе. Какое счастье, что мы встретились. Попрошу вас, уважаемый Ван, не отказать в любезности нарисовать цветы: через полмесяца я зайду опять. Мой господин не поскупится на серебро. Кстати, я сразу и принесу его.

Старый Цинь принялся уговаривать Ван Мяня согласиться, и тот из уважения к соседу согласился. Он вернулся домой и стал с жаром рисовать картины, сопровождая каждую соответствующим стихотворением.

Чжай доложил обо всем начальнику уезда Ши Жэню, и тот выдал ему двадцать четыре ляна серебром, из которых двенадцать Чжай припрятал у себя, а остальные отдал Ван Мяню за его картины. Уездный Ши послал их Вэй Су в знак внимания, прибавив к ним еще и другие подарки. От рисунков Вэй Су пришел в полный восторг и долго не мог оторвать от них глаз, не обращая никакого внимания на остальные подарки. На следующий день он приготовил вина и пригласил к себе уездного Ши, чтобы выразить ему благодарность.

После полагающихся при встрече церемоний оба сели за стол, и, когда чарка с вином побывала у них в руке не раз и не два, Вэй Су спросил:

— Вчера я получил от вас рисунки цветов. Это сделано руками древних или, может быть, нарисовано сейчас?

Уездный Ши, не решаясь скрывать, ответил:

— Это творение одного крестьянина из моего уезда по фамилии Ван Мянь. Совсем еще молодой человек… Он только учится рисовать, и не удивительно, что вы его не знаете.

— Я давно уехал из родных мест, — вздохнул Вэй Су. — Стыдно, что я не знаю о таких дарованиях на своей родине. Этот молодец не только талантлив, но и очень образован. Не похож на остальных. В будущем он займет место повыше, чем мы с вами. Вот не знаю, сможете ли вы пригласить его ко мне?

— Это проще простого, — воскликнул уездный Ши. — Мне только послать человека — мигом все будет сделано. Он голову потеряет от счастья, когда узнает, что понравился учителю.

Простившись с Вэй Су, уездный Ши вернулся в свой ямынь[13] и приказал Чжаю отнести Ван Мяню пригласительную карточку. Чжай бросился со всех ног в деревню к старому Циню и, позвав Ван Мяня, рассказал ему подробно, что произошло.

— Придется побеспокоить вас просьбой передать господину уездному, что Ван Мянь всего лишь простой крестьянин и не осмелится прийти к нему, да и эту пригласительную карточку я тоже не отваживаюсь принять, — сказал, смеясь, Ван Мянь.

От этих слов Чжай даже в лице переменился.

— Господин уездный начальник специально посылает человека с приглашением. Кто же может осмелиться не пойти? — воскликнул он. — Тем более что и я проявил о вас заботу! Ведь без меня господин уездный не смог бы узнать о ваших рисунках! Если уж говорить по совести, вы должны благодарить меня за то, что вам улыбнулось счастье повидаться с господином уездным. А вы не только не благодарите, но даже чашку чая не предложите, да еще отказываетесь идти! Где же здесь справедливость? С какими глазами явлюсь я к начальнику? Ведь он хозяин всего уезда! Неужели он не может вызвать какого-то простого крестьянина?

— Вы не понимаете, — возразил Ван Мянь. — Если бы я совершил преступление и господин уездный отдал мне приказ явиться, я бы не осмелился не пойти! А приглашение — другое дело. Это не принуждает меня, и я не пойду. Господин начальник может извинить меня.