Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [56]

Шрифт
Интервал

Однако никакого транспорта в его распоряжении не было, а идти пешком 4–5 километров, которые отделяли эти траншеи от санбата, ему было уже не под силу. Он не спал более суток.

Алешкин решил ехать вместе с ППМ 41-го полка, а утром на машине, которая подойдет туда из батальона, доехать до санбата и штаба дивизии. Через полчаса, когда все имущество ППМ упаковали, его колонна двинулась в путь. Впереди шла машина ППМ с палаткой и основной частью медимущества. На ней ехал старший врач полка Кузнецов, медсестры и часть санитаров. Следом за ними, конечно, значительно более медленными темпами, последовала и остальная часть ППМ. Имущество и оставшиеся люди были погружены на три санитарные двуколки, служившие в то время основным транспортом эвакуации раненых из батальонов в ППМ. На одной из таких двуколок, влекомой довольно-таки тощей лошадкой, примостился и Борис. Следует заметить, что едва он, кое-как скорчившись, прилег на какие-то мешки и уперся головой в бок кого-то из санитаров, залезших в ту же двуколку раньше него, как тут же заснул. Те 2–2,5 часа, которые были потрачены на путь до нового, а по существу, старого расположения ППМ 41-го полка, он проспал так, как будто бы находился не на мешках, набитых чем-то довольно жестким, положенных на тряскую двуколку, а на мягкой пуховой перине. Когда двуколка остановилась, и ездовой санитар начал распрягать лошадь, чтобы увести ее в старый, еще ранее вырытый «лошадиный» окоп и покормить измученное животное, Борис проснулся.

Чувствуя, что все его тело в синяках, он спросил своего соседа, тоже сползшего с повозки и с наслаждением потягивавшегося.

– Послушайте-ка, товарищ санитар, а что это в этих мешках такое жесткое? Все бока продавил.

Тот, взяв протянутую ему Алешкиным папиросу и прикурив, вполголоса сказал:

– Да там, знаете ли, товарищ военврач, противогазы лежат. Мы, когда на передовую ходим, их с себя снимаем… Ну, чтобы не потерялись, старшина роты вот их в мешки сложил. Беда с этими противогазами. С одной стороны – санитарная сумка, за плечами вещмешок, винтовка, а тут еще и противогаз сбоку. Ну, как тут раненого потащишь? Вот мы тихонько со старшиной и уговорились. Когда за ранеными идем, сидоры наши (так бойцы почему-то прозвали вещевые мешки) и противогазы в ППМ оставляем. Да и винтовку не всегда берем, сподручнее так-то… Да и лошади легче. Ведь и так всю эту «муницию» с каждым раненым грузим, а тут еще и наше будет. Только вы, товарищ военврач, об этом нашему начальнику ППМ не проговоритесь, а то нам со старшиной достанется.

Борис усмехнулся. Но, однако, пообещал Кузнецову ничего не рассказывать, а сам решил: будь что будет, а сегодня же дам распоряжение по всем полкам, чтобы санитаров, когда они работают по эвакуации раненых, от всяких лишних тяжестей обязательно освобождать.

Невольно он подумал: ну вот, и я употребил, правда, пока мысленно, слово «работа» в том случае, когда определял действие санитаров. Наверно, прав комиссар дивизии, когда считает нашу службу боевую, всех без исключения: и бойцов, и санитаров, и командиров самых разных рангов – работой.

А только тот может надеяться на успех в деле, кто научится отлично работать, отлично овладеть своим ремеслом, в чем бы оно ни заключалось, и, соединив это с нашим идейным убеждением о необходимости победы, добьется этой самой победы. Ну, идейности, преданности у огромного большинства наших командиров и бойцов к нашей Родине у нас достаточно. Об этом говорят многочисленные случаи героизма отдельных людей и целых групп. А вот умения, умения-то, наверно, нам еще не хватает… Вот и с этим наступлением опять провалились. Да и медсанбат наш тоже сильно подкачал. Впрочем, почему один медсанбат? В конце концов, всех поступивших раненых мы обработали, с передовой тоже всех вывезли, это санотдел армии подвел, эвакуации не наладил. Правда, и командир медсанбата тоже никакой инициативы по отправке раненых в тыл не проявил, да и я тоже этот вопрос упустил. Плохо мы еще работаем, плохо.

Так думал Борис, сидя около двуколки и куря папиросу за папиросой. Уже совсем рассвело, когда на западе в расположении немцев раздался гром артиллерийской и минометной стрельбы, а затем почти беспрестанные разрывы снарядов и мин. Такая яростная канонада длилась, наверно, около двух часов, за это время к ППМ подошла первая машина из санабата. Борис, воспользовавшись тем, что в ППМ раненых не было, быстро завернул ее и отправился в батальон. Теперь до 1-го эшелона медсанбата, где уже сосредоточились все его силы от ППМ 41-го полка, находившегося в лесу южнее станции Назия, было каких-нибудь 2 километра. Дорога была относительно хорошая, и Алешкин очутился на территории медсанбата менее чем через полчаса. Отправив машину в ППМ 41-го полка, он зашел в свой домик, стоявший на отшибе от основной территории, и, встреченный обрадовавшимися его возращению Вензой и Джеком, уселся за почти моментально принесенный ему завтрак. Венза и сам принялся за еду. Разумеется, не был забыт и Джек. Во время завтрака писарь рассказал Алешкину, что в батальоне все в порядке, что почти все поступившие раненые обработаны, что Сангородский заставил всех врачей работать посменно и что сейчас часть из них отдыхает.


Еще от автора Борис Алексин
Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Рекомендуем почитать
Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.