Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [53]

Шрифт
Интервал

Весь небольшой кусочек молодого осинника и березняка, где временно расположился 2-й эшелон батальона, где были развернуты операционно-перевязочный блок из двух палаток, одна госпитальная, одна эвакуационная, одна сортировочная и две палатки ППМ, а также и все прилегающие кустики и группы деревьев были заполнены ранеными, сидевшими прямо на земле, или лежавшими на носилках.

Первой, кого встретил начсандив у сортировки, была Зинаида Николаевна Прокофьева. Он не узнал ее, с ввалившимися глазами, с осунувшимися щеками, она, еле держась на ногах, сумела все же рассказать, что почти с самого начала боевой операции из медсанбата не вывезли ни одного раненого, и что сейчас их здесь, вероятно, гораздо более 1500 человек. Ими заняты все палатки, все землянки личного состава санбата. Все врачи и сестры, кроме двух хирургов, занимаются тем, что без конца кормят, поят, а теперь еще и вторично перевязывают нуждающихся в этом раненых. Весь медсанбат работает из последних сил, вчера прибыло 20 человек дивизионного ансамбля, и благодаря этому создалась возможность подменить наиболее уставших.

Борис остановил ее.

– Ну а командир и комиссар батальона?! Что же они делают?!

– Эх, не везет нам, – сказала Прокофьева, – комиссар ничего же не умеет… Он по моей просьбе хоть на кухне сидит и добивается того, чтобы постоянно горячая вода и пища были, а командир? Да зайдите к нему, сами увидите, каков он.

Алешкин яростно ворвался в палатку Федоровского (единственную, где не было ни одного раненого). И что же он увидел? Тот в расстегнутой гимнастерке, с всклокоченными волосами сидел на своей постели и, уставившись на наполовину опорожненную бутылку водки, не замечая вошедшего, тупо повторял:

– Ну теперь все! Теперь под суд! Под суд!..

Борис понял, что сейчас с этим человеком говорить о чем-нибудь – просто бесполезно тратить время. Он выскочил из палатки и бросился на поиски комиссара. Дорогой он думал: ну а что же санотдел армии? Ведь они же знали, что дивизия уже три дня ведет бои! Где же их эвакопункт? Где же их транспорт? Черт знает что!

Комиссара батальона Кузьмина он застал на кухне, где тот ожесточенно спорил с новым начхозом санбата, доказывавшим, что такое большое количество раненых в батальоне не предусмотрено, что у него и так перерасход продуктов и что он не может кормить всех раненых целыми днями.

Борис, не сумевший излить свою ярость на командира медсанбата, вылить все, что у него накипело при виде того, что он застал в батальоне, разразился самой грубой бранью в адрес этого бюрократа от интендантства, хотя и имевшего в петлицах три шпалы. Будучи настолько взбешен, что даже не помнил себя, Борис закричал, что если все раненые немедленно не будут накормлены досыта, то он не будет ожидать решение трибунала, а вот тут же на месте собственной рукой пристрелит виновного интенданта.

Интендант 1 ранга Горский был, видно, не из храброго десятка. Услышав такое заявление Алешкина, он, даже не задумываясь о его правомочности, приказал стоявшим тут же кладовщикам выдавать поварам столько продуктов, сколько они потребуют. Заявив, однако, при этом, что он за последствия не отвечает.

Борис, между тем, немного остыв и выведя из кухни комиссара, заметил:

– Как же вы, товарищ Кузьмин, могли допустить до этого?! Почему мне-то ничего не сообщили?!

Ну да ладно, разбираться будем потом! Сейчас немедленно берите машину, на которой я привез раненых, загружайте ее до отказа и поезжайте в санотдел армии. Без машин оттуда не возвращайтесь! Сейчас я напишу рапорт начсанарму, что я отстранил от командования медсанбатом Федоровского, и временно исполнять обязанности комбата назначил командира медроты военврача 3 ранга Сковороду. Предупредите, что это не выход, и что я прошу срочно прислать врача на должность командира медсанбата.

Пока вы не вернетесь, я останусь здесь, боюсь, что командир медроты Сковорода не справится сам, постараюсь ему помочь. Возвращайтесь к вечеру.

Отправив комиссара, Алешкин решил заглянуть к хирургам.

Тут он, к своей радости, убедился, что Бегинсон, Дурков и вторая молодая женщина-врач оказались на высоте. Обработка всех поступивших раненых проходит своевременно и вполне качественно, и если бы не то, что некоторые отяжелевали из-за задержки с эвакуацией, что иногда заставляло их делать дополнительно повторные операции, то они справлялись бы совсем без всякой задержки.

Положение осложнялось с остальным персоналом. Ведь штаты рассчитаны на одновременное нахождение в батальоне не более 70–80 раненых, а тут их скопилось полторы тысячи. Плохо было также и то, что на этом лесном пятачке больше невозможно развернуть ни одной палатки, развертывать их на открытом месте было бессмысленно. Их сейчас же обнаружила бы очень часто появлявшаяся «рама». Она уже и так что-то подозрительно долго кружилась над местом расположения 2-го эшелона медсанбата.

Заметив ее, Борис с ужасом подумал, что произойдет здесь, на этом островке деревьев, нафаршированном перевязанными и оперированными людьми, если немцы вдруг произведут такой же массированный артиллерийский налет из тяжелых орудий, какой только вчера он видел в районе ППМ 41-го полка. У него мороз побежал по коже, когда он подумал об этом.


Еще от автора Борис Алексин
Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.