Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [4]

– Этот доктор насоветует. Я его давно знаю. Никогда не забуду, как он мою машину забрал, а самого во главе раненых поставил, как командира взвода какого-нибудь. – Он вкратце рассказал Володину о случае, происшедшем в Хумалайнене.

После этого комдив еще раз внимательно посмотрел на Бориса, затем подал руку ему и Емельянову и сказал:

– Ну, что же, идите, устраиваетесь на жилье с начхимом. Да, в ближайшие дни объезжайте все полки и осмотритесь как следует! Да, кстати, вы давно знакомы с товарищем Марченко? – спросил комдив у выходившего Алешкина.

Тот даже опешил от неожиданного вопроса, но все-таки довольно быстро ответил:

– Нет, товарищ комдив, только с его прибытием в дивизию.

– А-а. Ну, хорошо, идите, – махнул рукой Володин.

Вечером этого дня начальник политотдела дивизии Лурье зашел за Алешкиным, сидевшим в своей землянке вместе с начхимом и обыгрывавшим того в шахматы, и заявил:

– Хватит тебе младенцев избивать, пойдем-ка ко мне, поговорить надо. – И они вышли. Когда Лурье и Борис остались в землянке начальника политотдела одни, и связной, принесший им горячий чай, ушел, Павел Александрович обратился к Алешкину:

– Ну, ты сегодня держался молодцом. Но как ты осмелился комдиву точку зрения Марченко изложить, я просто не пойму.

– То есть как Марченко? Это наша точка зрения!

– Чья, ваша?

– Моя, Сангородского и Цейтлина, мы со Львом Давыдычем уговорили Цейтлина и рапорт написать.

– Ах, вот откуда ветер дует, а ведь комдив думал, что идею рапорта Цейтлину комиссар подсказал, да и я, признаться, так думал.

– Нет, это мы сами додумалась. Но Цейтлин действительно показывал рапорт Марченко, и тот идею одобрил.

– Ах, вот как! Ну ладно, но это частный случай, а надо тебя посвятить в общее положение, создавшееся в штабе дивизии.

И Лурье рассказал Борису о том, что командир и комиссар дивизии живут как заклятые враги и, хотя внешне на людях этого не показывают, но почему-то очень не любят друг друга. Судя по всему, им очень хочется свалить одному другого. Пока этого сделать ни одному из них не удается, и они злятся поэтому еще больше.

Дело у них дошло до того, что стоит одному сказать «да», как другой сейчас же говорит «нет». Их разногласия вошли в поговорку в штабе армии, а член Военного совета армии Тынчеров уже не раз вызывал их, строго выговаривал им за это, но пока безрезультатно. При всем этом они оба хорошо знают свое дело, и никого из них снимать не собираются.

Нас сейчас, может быть, удивит такое положение, но как понял Алешкин из дальнейшего объяснения начальника политотдела, дело обстоит довольно просто. Созданный по примеру Гражданской войны институт комиссаров в настоящее время не очень себя оправдывал. Конечно, совсем не потому, что комиссары были плохими людьми или коммунистами. Отнюдь нет! Многие из них проявили чудеса героизма и храбрости как в самый трудный период войны – в период отступления, так и в не менее трудный период обороны.

– Дело тут, – говорил Павел Александрович, – гораздо сложнее. Командир дивизии, старый большевик, по стажу старше, чем комиссар, отличный военный специалист и, конечно, может и должен решать все тактические и другие служебные вопросы сам. А тут получается, что без подписи комиссара ни один его приказ не может вступить в силу. Ведь когда назначали комиссаров – членов Коммунистической партии во время Гражданской войны к командирам полков или дивизий, так называемым военспецам, большею частью беспартийным, эти комиссары были не только воспитателями красноармейских масс, а и партийными контролерами над командирами. А теперь? Теперь такой повседневный контроль только снижает инициативу командира, снимает с него ответственность и тормозит дело.

С другой стороны, комиссар, окончивший академию, имеет достаточные военные знания, чтобы самому решать те или иные военно-тактические задачи. А он вынужден находиться как бы на вторых ролях. Это его бесит. Особенно человека с таким характером, как у Марченко.

По-моему, – закончил свою мысль Лурье, – скоро и наверху поймут, что иметь двух командиров в одном подразделении слишком большая роскошь и, кроме вреда делу, она не принесет ничего.

Оставят, наверно, одного командира, ну, а для политобеспечения оставят нас – политотдел, целиком подчиненный командиру и в то же время ответственный за свою работу и перед соответствующими политорганами армии, фронта, как представителями партии в армии.

Как мы знаем, менее чем через год почти так и случилось. В своем предвидении Лурье ошибся ненамного.

– Но пока-то их двое, и они, по существу, равноправны. Нам от этого не легче. Каждому приходится лавировать между ними, как капитану корабля между опасными рифами, того и гляди, сломаешь себе шею. Придется это делать и тебе. Между прочим, одна из причин, по которой Емельянов сбежал со своей должности, именно эта, – закончил свой рассказ Павел Александрович.

Несколько минут он помолчал, а потом продолжил:

– Ну вот, я тебе обстановку обрисовал, конечно, по-дружески, а уж выводы ты сам делай. – Он еще немного помолчал.

– Да, ты сегодня из медсанбата, как там Аня Соколова? Эта девушка не на шутку меня привлекла, кажется, и я ей не противен. Я все над Марченко подсмеивался. Водит его за нос его Валюня, а он ничего не замечает. Неужели и Аня такой же окажется? Вот еще, не было забот, так эта Аня навязалась.