Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [32]

Но вкратце напомнить ту исторически сложившуюся обстановку, о которой мы сообщаем более чем через 40 лет спустя, мы считаем необходимым.

Без воспоминаний об этом не будут понятны действия и поведение наших героев.

* * *

Пока Алешкин находился на совещании, а затем в отпуске, медсанбат № 24 передислоцировался на новое место. Предполагалось, что лечебной работы в батальоне будет очень немного, поэтому развернули всего 4 палатки ДПМ две ППМ. Были развернуты: сортировка, операционно-перевязочная, госпитальная и эвакопалатка. В одной из палаток ППМ поселился комбат и комиссар медсанбата. Все остальные службы, а также и личный состав батальона разместились в отремонтированных землянках и бревенчатых домиках, доставшихся медсанбату по наследству.

Нужно немного сказать об обстановке, царившей в это время в медсанбате. К этому времени примерно за год существования медсанбата № 24 в нем образовалась определенная группа врачей, наиболее опытных, хорошо показавших себя за время боевых операций и завоевавших среди остальных врачей и всего медперсонала большой авторитет. Состояла эта группа из командира госпитального взвода З.Н. Прокофьевой, командира сортировочного взвода Л.Д. Сангородского, командира операционно-перевязочного взвода, а теперь и ведущего хирурга С.В. Бегинсона. До тех пор, пока Алешкин был в составе батальона, в эту группу входил и он. Теперь же, с назначением его начсандивом, в этой группе осталось три человека. Благодаря своим знаниям и старательной работе они пользовались авторитетом и у командного состава дивизии. Особенно к ним благоволил комиссар дивизии Марченко, которого Прокофьева очень успешно вылечила от его старой хронической болезни.

Естественно, что командование дивизии, принимая нового командира батальона Федоровского, рекомендовало ему не только беспрекословно подчиняться распоряжениям начсандива (хотя и младшего по званию и возрасту), но, кроме того, во всей своей работе советоваться и с перечисленной группой врачей.

Такая рекомендация, сделанная в весьма категоричной форме, очень обидела и без того считавшего себя незаслуженно наказанным Федоровского, и, конечно, произвела действие обратное тому, на которое рассчитывали комиссар и командир дивизии. Федоровский стал к этим врачам относиться свысока (ведь все они были врачами 3 ранга, а он 2-го), не только не прислушивался к их мнению, но вообще старался игнорировать их. А «триумвират», как они стали себя называть после ухода Бориса, повел себя тоже неправильно и выполнял свои обязанности с толком и аккуратно, но как бы не замечая присутствия командира медсанбата.

Эта взаимная неприязнь, начавшись с первых дней появления в батальоне нового командира, к июню месяцу разрослась настолько, что практически Федоровский остался в одиночестве. Авторитет «триумвирата» был так велик, что за ним пошел весь медицинский состав медсанбата, в том числе и командир медроты Сковорода.

Может быть, Федоровского это даже устраивало, потому что он воспринял такое отчуждение совершенно спокойно и, по существу, в дела медсанбата фактически не вмешивался. Сидел целыми днями в своей палатке, иногда прикладываясь к постоянно стоявшей на его походном столе фляжке, иногда же читая какую-нибудь книжку.

И в этой последней передислокации все его участие выразилось только в том, что он потребовал установки для себя и комиссара отдельной палатки ППМ. Всей передислокацией и оборудованием помещений батальона на новом месте, а также и планированием работы медсанбата на будущее он не интересовался, полностью свалив эту работу на командира медроты Сковороду и начхоза Прохорова. Естественно, не получая никаких указаний от комбата, оба эти исполнительные, но недостаточно опытные люди, обращались за помощью к членам «триумвирата» и выполняли их рекомендации.

Комиссар медсанбата, которого на эту работу рекомендовал Федоровский как своего знакомого, продержался на этой должности только до первой беседы с Марченко, который, выявив его чиновничий подход к делу, немедленно от работы его отстранил. Таким образом, на какое-то время медсанбат снова остался без комиссара. Лишь на новом месте политотделом дивизии на эту должность был прислан старший батальонный комиссар Кузьмин. По мнению всех медсанбатовцев, пока еще никто из политработников не смог заменить Подгурского. Николай Иванович был очень знающим, очень опытным политработником и очень хорошим, чутким и по-настоящему добрым человеком, «настоящим коммунистом», как сказал о нем однажды Лев Давыдович Сангородский.

Подгурский знал каждого санитара, каждого шофера, каждую дружинницу, не говоря уже о медсестрах, фельдшерах и врачах, в лицо. Знал не только скудные биографические данные, имевшиеся в личных делах, но за время своей работы (а ему досталась самое трудное время – время голодной блокады около Ленинграда) Подгурский сумел в беседах узнать о каждом почти все и с любым медсанбатовцем поговорить по душам. Мало этого, он постарался изучить и специфику работы такого медицинского учреждения, каким являлся медсанбат, и при решении каких-либо вопросов о недостатках того или иного врача, фельдшера или кого-либо другого, его голос, его совет, бывшим командиром медсанбата Перовым всегда принимался во внимание.