Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [109]

Вторая медленно подошла к Борису, сдержанно поцеловала его в щеку и, по привычке проведя своей маленькой ладошкой по его мягким волосам, шепнула:

– Боренька, перестань грустить, все хорошо будет! Да ведь и я же здесь!

Она знала, что сегодня уже в третий раз за этот месяц в штаб батальона поступил ответ из штаба фронта о том, что связи с Кабардино-Балкарией нет, и что поэтому никаких сведений о семье врача Алешкина они дать не могут.

Ни к чему добавлять, что во все время этой сцены Джек, повизгивая и яростно хлеща себя хвостом, радостно прыгал вокруг. Игнатьич провозгласил:

– Садитесь, а то картошка остынет! – Кузьмин (так звали повара) сердиться будет. Он там еще сейчас блинов напечет.

Все быстро уселись за стол и с аппетитом принялись за еду. Через несколько минут Борис попросил:

– Расскажи же, Николай Александрович, чему и как тебя учили. Лурье продолжал молчать. Борис повторил:

– Ну, давай, рассказывай, ведь учили же тебя там чему-нибудь…

Николай Александрович был мастерским рассказчиком, и, когда он, наконец, приступил к изложению своей эпопеи, его рассказ обладал такой живостью, изобиловал такими юмористическими подробностями, что вызывал хохот до слез.

Дело ведь было в том, что Николай Александрович Лурье, как, впрочем, и многие из аналогичных ему работников, в армию пришли прямо с партийной или преподавательской работы. Причем большая часть их ранее в армии никогда не служила. И хотя им присваивалось звание батальонного, старшего батальонного, а то и полкового комиссара, в военном отношении были совершенно безграмотны.

Поэтому на курсах, помимо занятий, связанных с их непосредственной деятельностью, с ними решили провести и общевойсковую подготовку в объеме обучения одиночного бойца.

Для этого всех курсантов превратили (несмотря на количество имевшихся у них в петлицах шпал) в рядовых бойцов.

Разбили на отделения, взводы и роты, во главе каждого подразделения поставили опытных строевых командиров: сержантов, старшин, командиров взводов и рот, занимавшихся обучением бойцов в запасных полках.

Очевидно, этим командирам был дан строгий приказ, не обращая внимания на звания подчиненных им людей, обращаться с ними как с рядовыми необученными бойцами.

Ну, те и старались!

– А ведь мы, – говорил Николай Александрович, – за полтора года привыкли к тому, что мы командиры, что перед нами и лейтенанты, и капитаны навытяжку стоят, а сами-то, по существу, и понятия не имели ни о внутреннем, ни о дисциплинарном уставе.

И вот когда пришлось тут тянуться, туго перепоясываться, по три-четыре раза перестилать кровать, по два-три раза учиться подходить к командиру и правильно обращаться к нему, а командир-то этот два треугольника носил и был чуть ли не вдвое моложе некоторых из нас, много было комических, да и не всегда комических сцен.

Ведь эти наши «воспитатели», как они назывались, и уставы с нами проходили. И ответов требовали не по существу, а слово в слово. Сами-то они, кажется, все уставы наизусть знали.

Слушая Лурье, Борис от души смеялся и в то же время сочувствовал курсантам. Ведь в свое время в 1929 году в подобном положении был он сам и его товарищи-одногодичники, люди со средним и высшим образованием, когда их «воспитывали» почти неграмотные командиры отделений.

Но ведь им тогда было по 20 лет, а этим курсантам по 40 с лишним.

– Да, тяжело вам пришлось, – смело резюмировал он, – но я рад, что ты, Николай Александрович, такую школу прошел. Теперь будешь и бойца, и младшего командира лучше понимать…

* * *

Мы уже писали о том, что к 7 ноября 1942 года первый фанерно-разборный дом для госпитального взвода был готов, что в нем происходило торжественное собрание, посвященное 25-й годовщине Октября. Теперь следует добавить, что доклад в медсанбате, посвященный этой годовщине, делал начальник политотдела Лурье, и что после собрания он торжественно вручил Алешкину партийный билет.

Итак, с ноября 1942 года Борис уже формально стал опять членом ВКП(б). Вручая Алешкину билет, Лурье негромко сказал:

– Ну, Борис Яковлевич, вручая тебе этот билет, я уверен, что теперь его у тебя никто не отнимет, как это произошло не совсем справедливо в 1933 году.

И он крепко пожал руку Бориса.

Глава восьмая

В середине ноября после разрешения, с большим трудом полученного из штаба армии, Прохоров на двух машинах совершил поездку по вновь начавшей функционировать «Дороге жизни» в город Ленинград. Привез новый запас фанеры и довольно большой набор инструментов – столярных, плотницких и кузнечных, в том числе и вторую продольную пилу.

С этих пор в медсанбате открылась и своя лесопилка. Правда, лесопиление имело технику прошлого века, но теперь вопрос о брусьях, необходимых для скрепления щитов, о брусках для рам щитов, для стропил и досок, для полов уже проблемы не составлял. Во всяком случае, в этом вопросе медсанбат ни от кого не зависел.

Сумели найти выход и с отсутствием гвоздей. В лесах, окружающих батальон, валялось много обрывков высоковольтного кабеля. Во время ноябрьских боев 1941 года линия электропередачи, тянувшаяся от Волховской ГЭС к Чудову, была разрушена, разорвана, частично вывезена отступавшими немецкими частями, но куски кабеля длиной 3–5 метров и ими, и нашими саперами были брошены.