Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [42]

Но к этому времени уже все сломя голову мчались по парку и только громкий крик Клименко:

– Сто-о-й, далеко не уходить, будем располагаться здесь, – задержал бегущих. Тяжело дыша, все сгрудились около политрука, тот приказал рассредоточиться и разместиться небольшими группами под наиболее густыми деревьями.

Алешкин в составе своего операционно-перевязочного взвода забрался в густые заросли сирени и акации, расположенные на берегу канала или, вернее, канавы, шириною около двух метров, наполненную какой-то коричневой водой. С удовольствием сбросив тяжелый вещмешок, скатку, потрепанный чемоданчик, он растянулся на бархатистой зеленой траве, росшей на берегу.

В стороне станции прогремело еще несколько взрывов, затем все стихло. Как потом выяснилось, это был один немецкий бомбардировщик, отогнанный нашими истребителями от основной группы, летевшей на бомбежку Ленинграда, и вынужденный сбросить свой груз, где придется. Зенитный огонь заставил его убраться и от Гатчины.

Бомбежка повредила в разных местах станционные пути, да один пустой пакгауз. Среди людей потерь не было, не было и пострадавших в медсанбате.

Все это узнали часа через два после своего размещения в Гатчинском парке от старшины Красавина, посланного лейтенантом Клименко на разведку к коменданту станции.

Красавин сообщил также и то, что, по заявлению коменданта, вагонов для погрузки людей до вечера не будет и потому можно отдохнуть. Одновременно он сказал и о том, что комендант ругается за то, что мы замусорили станцию. И тут выяснилось, что во время недолгого привала около здания Гатчинского вокзала некоторые врачи и медсестры произвели повторную чистку своих личных вещей. Вновь побросали там, где сидели, значительное их количество. Некоторым они, может быть, были и дороги, и даже нужны, однако никто за ними возвращаться и не подумал.

Борис лежал на мягкой траве с закрытыми глазами и вдруг почувствовал, что кто-то к нему подошел. Он повернулся на звук шагов и увидел, что это Тая Скворец.

– Садитесь, – сказал он. – Здесь так хорошо и тихо.

Женщина села недалеко от Бориса и стала шевелить прутиком прошлогодние листья.

Перов уехал в Ленинград на машине, нагруженной химпакетами, а ее оставил за старшую во взводе. На самом деле никто ее старшей там не считал, да она и не сумела бы с этим справиться и была рада, что как-то невольно командование взводом взял на себя старшина сверхсрочной службы Емельянов, зачисленный на должность помкомвзвода.

Это был сухопарый, жилистый, сильный человек, со светлыми волосами и выгоревшими бровями. Он понимал, как тяжело Таисии Никифоровне, единственной женщине во взводе, и заботился о ней. Посмотрев на Таю, Борис заметил ее задумчивость и какое-то испуганное выражение лица. Он приподнялся на локте, и повернувшись к ней, спросил:

– Тая, вы что? Что-нибудь случилось?

Она ничего не ответила, а, закрыв лицо руками, вдруг расплакалась. Борис привстал, удивленно посмотрел на нее и снова спросил:

– Да, что случилось-то? Не плачь, – невольно перешел он на «ты». – Расскажи.

Что-нибудь потеряла?

Тая помотала отрицательно головой и еще сильнее заплакала.

Прошло несколько минут, пока она наконец немного успокоилась и смогла довольно сбивчиво рассказать, в чем дело. Оказывается, еще с Нальчика Перов начал проявлять к ней повышенную внимательность, а в последнее время, когда ему удалось пополнить свои запасы спиртного, свои притязания стал проявлять все более и более настойчиво и в последний день пребывания в совхозе «Груздево» он ночью даже залез к Тае в палатку. И довел свои действия до того, что она должна была убегать и, коротая ночь, сидеть рядом с дневальным.

Теперь, как заявила Тая, она боится, как только они опять будут в лесу, его домогания будут еще более нахальными и решительными. Особенно обидело и оскорбило ее то, что, когда она в последний раз особенно возмутилась действиями Виктора Ивановича и выбегала от него, он вдогонку бросил ей такую фразу:

– А кто за тебя хлопотал? Благодаря кому ты в медсанбате осталась? Ты что думаешь, это так делается, даром?

Услыхав это, Борис возмутился до глубины души. Он совсем не предполагал такой низости в Перове. Очевидно, тут сыграла роль водка, подумал он, но Тае пока ничего не сказал.

Второй причиной расстройства этой женщины было то, что, как она выяснила, она совершенно ничего не понимает в химзащите, а ведь она назначена командиром отделения химзащиты, и ей предстояло этим отделением руководить. Те скудные знания, которые по этому вопросу год назад она получила в институте, были настолько малы, что о них даже и говорить не стоило.

– Вот, Борис Яковлевич, вы единственный в медсанбате, кого я знаю уже много лет, поэтому я и решила все вам выложить. Просто не представляю, как буду служить дальше.

– Ну не плачь, что-нибудь придумаем, – успокаивал ее Борис. Погладил ее по голове, которую она положила ему на грудь, и поцеловал в лоб.

Собственно, пока ему в голову ничего не приходило, он злился на Перова, готов был избить его, но выхода из создавшегося положения не видел.

В это время к ним подошел командир медроты Сангородский, увидев заплаканное лицо Таи, он повернулся к Борису.