Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [2]

Борис виновато улыбнулся, притянул к себе ближе севшую рядом жену, обнял ее за тонкую, почти девичью талию (и непохоже, что трех родила), и только что собрался ее поцеловать, как вдруг с улицы раздалось:

– Эй, Алешкины, все милуетесь! А того и не знаете, наверно, что у нас война! Это кричала жена главного инженера завода Нина Васильевна Комова, она торопливо и озабоченно шагала к рыночной площади, где была лавка сельпо.

Оба супруга несколько мгновений растерянно смотрели друг на друга, затем вскочили и бросились на улицу. Остановив, стали ее с нетерпением расспрашивать:

– Какая война? С кем?

– Да вы что, на самом деле, ничего не знаете? – удивилась та. – На нас напали немецкие фашисты. По радио выступал Вячеслав Михайлович Молотов. Я всего не слышала, но, кажется, немцы бомбили Киев, Минск, еще какие-то города. В 4 часа будет на заводе митинг, по телефону позвонили из Майского – кто-то из района приедет.

– Как немцы?! – недоумевал Борис. – Я только позавчера читал в газете сообщение ТАСС, что немцы на нас не могут напасть, поскольку у нас с ними заключен договор о ненападении. Да и товарищ Сталин не раз говорил, что в ближайшие годы войны не будет. Ничего не пойму! – Катя не говорила ничего. Она стояла, опустив руки, в глазах ее блестели слезы.

– Ну, я побегу искать ребят, сейчас лучше, чтобы они дома были, – наконец сказала она.

Нина Васильевна тоже заторопилась.

– Я в магазин, надо сахару купить, – сообщила она.

Борис и Катя переглянулись. Им тоже не мешало кое-чего подкупить, да не на что было.

Зарплату за этот месяц они еще не получали, выдача была после 25-го, а сегодня было только еще 22-е, и, как всегда перед получкой, денег дома почти не было.

– Ну ладно, а я пойду в больницу.

Борис Яковлевич зашел домой, умылся, накинул пиджак, схватил с тарелки еще неостывший пирожок и, закурив на ходу, отправился в больницу.

По дороге он встречал или обгонял группы станичников, которые оживленно обсуждали услышанную весть. Видимо, известие о войне теперь дошло и до большинства населения станицы. Женщины с кошелками и сумками торопились к сельпо, и когда Борис проходил мимо лавки, около нее стояла уже порядочная очередь. Каждый, у кого были деньги, торопился запастись мылом, керосином, спичками, солью, сахаром, а кое-кто и мануфактурой.

Только взглянув на эту очередь, Борис понял, что, действительно, видимо, в ближайшее время что-то серьезно изменится. И прежде всего, что его больше беспокоило, как бы с этой войной не прекратилось строительство больницы.

Ведь и так вопрос о возведении пристройки удалось пробить в райисполкоме, в сельсовете, на правлении колхоза и в дирекции завода с большим трудом, а что же будет теперь.

Ведь теперь любой из этих руководителей может, сославшись на войну, не дать денег, материалов и людей.

– Опять все сорвалось! – с горечью подумал Борис.

В эти первые минуты как-то ни о чем более страшном и важном, что несла с собой война, он даже и не подумал. Бывает, что человек, поглощённый своими мыслями и заботами, важными для него или его работы, не видит из-за них крупных и даже крупнейших событий.

Так получилось и с Алешкиным.

Сделав обход в больнице и успокоив больных и дежурный персонал, Борис Яковлевич часа в 2 дня вернулся домой. Катя и ребятишки уже ждали его.

Первый вопрос, с которым к нему обратилась старшая дочка, сразу же огорошил и изумил его, она спросила:

– Папа, а ты идешь на войну?

До сих пор этот вопрос как-то не приходил ему в голову.

Он увидел встревоженный взгляд жены, опустил голову и задумался.

А в самом деле. Он-то как? Его-то возьмут в армию? Но ведь ему уже 34 года, неужели уже и такой возраст брать будут? Хотя ведь он врач, тут возраст большой роли не играет. Что же ответить дочке? – Борис сел на стул и, как всегда в затруднительных случаях, достал папиросу и стал ее мять пальцами.

– Как тебе сказать, дочка? Может быть, и пойду, если понадоблюсь, но я думаю, что с этими обнаглевшими фашистами наша Красная Армия и без меня справится. Ну, да ладно, нечего сейчас раньше времени об этом думать, давайте-ка обедать!

И подхватив обоих младших дочек на руки, Борис Яковлевич пошел к столу.

На митинге в заводском клубе, на который Борис и Катя пошли сразу же после обеда, они узнали подробности о вероломном нападении фашистов, о бомбежке наших городов, о первых жертвах, о том, что Красная Армия в некоторых местах вынуждена была пустить врага на нашу территорию.

Но выступления как представителя района, так и местных руководителей звучали достаточно бодро и оптимистично, это успокоило почти всех. Большинство склонялось к тому, что наша могучая Красная Армия разобьет зарвавшихся немецких фашистов так же, как она это сделала с японскими самураями на Хасане и Халхин-Голе и финскими бандитами на их пресловутой линии Маннергейма.

Ну, может быть, тут потребуется немного больше времени, только и всего!

С митинга возвращались вместе с Пряниными, которые жили неподалеку от Алешкиных. Женщины шли впереди и беседовали о чем-то своем, домашнем, а Прянин с Борисом шли сзади. Прянин сказал: «Боюсь, доктор, что положение гораздо серьезнее, чем можно было ждать по выступлениям представителя из райкома. Конечно, в панику кидаться нечего, но, наверное, и тебе, да и мне (а Прянину было около 40) повоевать тоже придется».