Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том I - [21]

Глава третья

Обычно почти каждое воскресенье Борис отправлялся и в клуб, устроенный, как мы уже говорили, в бывшей гарнизонной церкви, и теперь еженедельно по воскресеньям используемый или для концерта, или для спектакля, устраиваемых «артистами» из числа учителей, старших школьников или служащих местных учреждений, или для показа кинокартины, привозимой вместе с передвижным киноаппаратом из Владивостока. В этот день там собиралась почти вся шкотовская молодёжь, все комсомольцы, ну и конечно, обязательно бывал и наш герой, тем более что клуб находился от его дома в каких-нибудь двухстах шагах.

Конечно, в клуб его влекли не только эти развлечения, в которых он иногда и участвовал, а кое-что и другое.

В 4-м классе школы II ступени училась девушка почти одних лет с Борисом, Зоя Мамонтова. Вскоре после начала учебного года она вступила в комсомол, и секретарь комсомольской группы Алёшкин, всегда весёлый, оживлённый, заинтересовал её. Своей заинтересованности она не скрывала, а, наоборот, старалась её показать. Конечно, Борис этого не заметить не мог и, в свою очередь, тоже стал обращать на неё внимание. Эта смазливая разбитная девушка привлекла его, и он даже как-то отважился на свидание с ней. Хотя, по правде сказать, это свидание и не доставило ему какого-нибудь особенного удовольствия, так как во время пребывания на нём он думал только о том, как бы поскорее уйти, чтобы не опоздать на занятая политкружка, а она всё время беспокойно оглядывалась по сторонам, боясь, что их могут увидеть её родные. Свидание происходило на сопке, в двадцати-тридцати шагах за зданием школы и в сотне шагов от дома Зои. Они стояли друг против друга, держась за руки и, кажется, оба не знали, что им делать. Потом она заторопилась домой, чему Борис обрадовался, они как-то неловко ткнулись губами и смущенные и испуганные разбежались в разные стороны. Борис потом не один раз вспоминал это свое первое свидание с девушкой и сам смеялся над её и своим поведением, он о нём никогда никому не рассказывал и это его первое воспоминание о нём. Мы его привели только потому, что оно в жизни Бориса было действительно первым.

Нужно сказать, что после своего неудачного романа с Наташей Карташовой, Борис как будто проснулся. Если до этого он в общем-то к девочкам и девушкам своего возраста относился совершенно равнодушно, как к друзьям-мальчишкам, или, что было еще в раннем детстве, с рыцарским платоническим преклонением, то теперь он в каждой девушке, чем-либо привлекавшей его, вдруг начал видеть особу другого пола, и его отношение к ним выливались в какие-то, еще, правда, совсем неосознанные, желания.

Теперь ему хотелось поцеловать понравившуюся ему девушку, побыть с ней наедине. И такое желание у него возникало далеко не к одной девушке. Он мечтал о поцелуях, которые ему бы хотелось запечатлеть или получить и от Нины Черненко, и от Милки Пашкевич, и от Поли Медведь, и еще от многих других.

Как раз в этот момент судьба его и столкнула с такой, видимо, опытной кокеткой, какой оказалась Шура Сальникова. Несколько раз перед собраниями или заседаниями бюро, когда они оказывались вдвоем, она, замечая восторженные влюблённые взгляды, бросаемые на неё Борисом (а он в этот период бросал их чуть ли не на всех девушек, с которыми так или иначе часто встречался), хитрая девушка подсаживалась к нему, обнимала его, целовала его в губы и, напевая бессмысленную песенку:

Поцелуй меня, потом я тебя потом оба мы поцелуемся… и т. д., —

доводила бедного парня до белого каления. Потом, видимо, заметив, что он готов на совершение самого безумного поступка, раскатисто хохотала или убегала от него в другой угол комнаты, или выскакивала за дверь и возвращалась с целой гурьбой ребят.

Лукаво-насмешливо смотрела на растерянного, смущенного паренька, подходила к нему и с самым безразличным видом затевала какой-нибудь деловой разговор. Одним словом, эта, очевидно, достаточно испорченная женщина играла с Борей, как кошка с мышью, и, может быть, подозревая в нем человека истинно влюбленного, издевалась над ним выше всякой меры.

Однако, на самом деле, в эту Шурку Борис никогда не был влюблен. Просто он, как слепой котенок, испытывающий потребность в молоке, тыкался своей глупой мордочкой всюду, где этим молоком попахивало, совершенно не обращая внимания на то, что из себя представляет предмет, издающий соблазнительный запах.

По всей вероятности, такое состояние рано или поздно возникает в каждом здоровом молодом человеке, как и в каждом животном, и проявляясь с разной силой, оно не покидает его до полного удовлетворения.

С Борисом Алёшкиным это произошло, может быть, немного раньше, чем следовало; ведь обычно с мужчинами это происходит в 19–20 лет, а ему недавно исполнилось только 16, но это уж, как говорится, была не его вина, а его беда. Большую роль в его таком раннем развитии сыграло и огромное количество прочитанных им романов, и его раннее знакомство с медицинской литературой, касающейся вопросов половых взаимоотношений, которую он беспрепятственно читал, пользуясь библиотекой Янины Владимировны Стасевич.