Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2 - [27]

Начавшись раз, эти набеги стали регулярно повторяться, и ко времени возвращения из Москвы взрослых Стасевичей от фруктовых запасов Варвары Аполлоновны почти ничего не осталось.

Сама она берегла запасы к праздникам. И когда она на Рождество, захотев приготовить себе рисовый пудинг, достала из одного из своих мешочков рис (что в то время тоже считалось невероятной редкостью и роскошью), решила сварить к нему компот, то обнаружила в своем ящике несколько кусочков груш и яблок, случайно завалявшихся в уголках ящика.

Это открытие изумило, обидело, а затем и рассердило ее. Она, конечно, сразу догадалась, чьих рук это дело, но никому ничего не сказала, только с этих пор стала тщательно запирать свою комнату, ключ от нее носить на веревочке у своего пояска, да при встрече с ребятами так укоризненно и грустно на них смотреть, что они от этого взгляда готовы были провалиться сквозь землю. Оба шалуна, конечно, осознали всю неприглядность своего поступка, а иногда в ссоре даже укоряли им один другого. Юра почему-то считал, что соблазнил его на этот грабеж Боря, а тот в свою очередь был твердо уверен, что зачинщиком следует считать Юру. При всем этом они все время опасались, что Варвара Поломана скоро не только будет укоризненно глядеть на них, какая ей от этого польза, а пожалуется Иосифу Альфонсовичу и им придется отвечать.

И вот ожидание этого, страх возмездия прямо-таки изводили обоих ребят. Вечерами они не раз говорили: «и чего она все смотрит, хоть бы папе сказала скорее» (Боря Стасевича тоже иногда называл папой).

А пока они оба старались попадаться на глаза Варваре Аполлоновне как можно реже, и еще издали завидев ее на дворе или в коридоре, куда-нибудь скрывались. Пострадавшей сохранить происшедшее в тайне не удалось: она как-то проговорилась няне Мане, не скрыв и имен подозреваемых воришек. Та доложила об этом Янине Владимировне, которая в свою очередь сообщила Иосифу Альфонсовичу.

Вызвав ребят в кабинет и устроив им основательную проборку, оба родителя предложили отправиться к Варваре Аполлоновне и отнести ей большой кулек сухих фруктов, привезенных Стасевичами из Москвы для Ванды. Они приказали, отдав Варваре Аполлоновне фрукты, просить у нее прощения.

И, пожалуй, ребят не так испугала эта проборка, во время которой им пришлось выслушать немало неприятных слов, как именно это нелепое, на их взгляд, дарение фруктов и, главное, просьба о прощении у Варвары Поломанной. У этой, как потом Боря выразился, «недорезанной буржуйки»? Между прочим, такие ругательства, как «буржуи», «недобитый буржуй», «белобандит» и тому подобное, были в то время довольно частыми ругательствами среди ребят, хотя большинство из них, как, впрочем, и Борис Алёшкин, истинного смысла их и не понимали. Как бы они ни ворчали, а исполнять приказание Иосифа Альфонсовича им пришлось. Он умел настоять на своем.

Легко представить себе выражение лиц и состояние обоих уже не маленьких ребят, стоящих с кульком сушеных фруктов в руках, смиренно уставивших глаза в пол и тихими голосами просивших извинения у Варвары Аполлоновны, протягивая при этом злосчастный кулек.

Собственно, после долгих споров миссия эта легла на плечи Бори, Юра при этом только присутствовал, но, конечно, и он чувствовал себя далеко не именинником. Им стало еще хуже, когда старуха наотрез отказалась взять фрукты, сказав при этом:

– Я вас, конечно, прощаю, надеюсь, что вы поняли сами, как нехорошо вы поступили, но взять эти фрукты не могу. Я знаю, что они привезены для Ванды, и совсем не хочу, чтобы она отвечала за ваши проступки. Для меня достаточно и того, что вы поняли его низость.

Мы не беремся утверждать, что ребята действительно поняли и осознали все. Вряд ли… Кое-какие вкусные продукты они и потом продолжали потягивать. Но, во всяком случае, это их преступление им запомнилось надолго.

Однако мы забежали немного вперед… Все это случилось гораздо позже…

Пока же в семействе Стасевичей тишь и гладь. Сами они еще в Москве, преступление ребят еще не раскрыто, о нем даже еще и никто и не подозревает, а они продолжают свою многообразную ребячью жизнь.

Ребята преодолели все трудности, которые испытывали ученики с бумагой и чернилами, но вслед за ними возникали новые.

Стало очень плохо с перьями. В начале учебного года каждому ученику той школы, где учился Алёшкин, было выдано по два перышка…

А перья портились и ломались удивительно быстро, ломались и ручки, но тут выход находили быстро; брали палочку, обстругивали ее, привязывали ниточкой перо, и можно было писать. А вот когда ломалось само перо, его заменить было трудно. Правда, Юра решил писать гусиными перьями, как это делал, например, Пушкин, но, во-первых, найти гуся было довольно трудно, а во-вторых, даже если он и попадался, то вырвать у него перо было тоже непросто. Лишь только удавалось ухватить его за крыло, он подымал такой крик, что сейчас же выскакивал хозяин, и отважному «охотнику» за перьями приходилось улепетывать что было сил. Вряд ли хозяин поверил бы, что дело шло всего только об одном перышке из крыла его драгоценной птицы.

Поэтому немудрено, что после двух-трех неудачных попыток от гусиных перьев пришлось отказаться. Тогда Юра придумал писать петушиными: добыть их было проще – курицы и петухи были свои. Но почему-то эти перья, заструганные самим тщательным образом и аккуратно расщепленные на конце, или не хотели брать чернил совсем, или отдавали их крайне неравномерно. То они писали тонкими линиями так, что почти ничего не было видно, то вдруг делали кляксу величиной с пятак. Приходилось все переписывать, сначала пользуясь стальным пером.